Фрагментация

Зачем спасать? Чью душу именно? Да и зачем вообще что-то спасать? Что такое воцерковленный брак? Все эти и многие другие вопросы мгновенно проносились во взглядах женихов и невест, алчущих простой истины. Однако внятных ответов не следовало. Глаза священника мерцали снисходительным упреком. А это, в свою очередь, неизбежно вызывало фрустрацию. Большинство таких пар на курсы во второй раз не приходили. Но только не мы. На все каверзные вопросы священника я обычно отвечал витиеватыми фразами, заимствованными либо из Евангелия, либо когда-то услышанными мною от усопшей бабушки – внучки депортированного приходского священника. Тея так вообще благоразумно молчала и казалась сущим ангелом. Зато на самой церемонии она не смогла точно повторить ритуальные термины и назвала иезуита святым отцом, что для православного священника было сущим оскорблением.

Церемония прошла быстро и сумбурно. Никого глубокого благоговения я не испытал. Наоборот, думал все время о ресторанной смете и свидетелях, по которым было видно, что они устали держать венцы. В Брюссель мы так и не поехали. То ли Тея не захотела отрываться от привычной среды, то ли действительно опасалась, что бельгийские неонатологи не смогут оказать ей должного ухода. Мне, кажется, она просто еще не знала меня, а может, и вовсе не была во мне уверена и боялась остаться без поддержки родителей и друзей. Я тогда и сам в себя не очень-то верил. Если бы она на третий месяц знакомства не забеременела, мы бы вряд ли поженились. Так что уговорить ее на роды в Брюсселе я не смог. Да и был уже восьмой месяц. Врачи советовали не рисковать. Так я упустил шанс стать великим дипломатом. Я тогда ни за чтобы не поверил, что благодаря этой неудаче смогу прославиться на весь мир. Потому что если бы я уехал, я бы не забрел в рижскую забулдыжную комиссионку на улице Тербатес и не купил бы старый манускрипт, датированный серединой пятидесятых годов прошлого века. Он был написан неизвестно кем, на плохом французском языке, с огромным количеством ошибок. Но об этом чуть позже.

До всего этого родилась Алия. Алька! Совершенное и безоговорочное чудо – моя дочка. Если вспоминать счастливые моменты жизни, любой родитель скажет, что самый яркий из них – это рождение ребенка. Даже стоя в очереди в винно-водочный ларек, измождённые лица искренне растянутся в улыбке, а первые страждущие поспешат уступить место счастливому родителю, который еле держится на ногах и заплетающимся языком говорит: «Мужики, у меня сын родился». Что тут говорить о состоянии отца в роддоме, ну если ты, конечно, решился рожать вместе с женой. Вообще-то отцовская роль при родах считается очень важным и ответственным звеном. За это ратуют продвинутые профессионалы – врачи, лекторы или акушерки, которые обучают естественным родам или проводят различные курсы по принятию родов под водой или родов в гамаке, или еще бог его знает где. Мы с Теей совершенно не ожидали предстоящих сюрпризов и относились к этому событию легкомысленно. На курсах для будущих родителей мы все время прикалывались. Но мы же не виноваты, что курсы такие смешные. Взять хотя бы позы для расслабления живота будущей роженицы. В этих позах супруги выглядят настолько нелепо, что вполне могут участвовать в съемках юмористического порно.

Обычно роды начинаются внезапно. Тея встала в шесть утра и сказала, что что-то не так. Я сразу понял, что все так, как и должно быть. Мы схватили сумку и помчались в больницу. Потом посидели недолго в палате, куда нас определили, и решили, что надо поесть. Я сгонял в торговый центр и купил котлет с жареной картошкой. Запах котлет моментально распространился за пределы нашей палаты. Персонал с озлобленностью косился на дверь и был недоволен запахом, не то чтобы неподходящим для этого места, но пробуждающим дикий аппетит. Это я заметил в коридоре, пока ходил в туалет. Прежде чем зайти в палату, я ждал, когда он опустеет. После котлет вроде как начались боли. Мы пожаловались и нам принесли баллон с диоксидом азота. Боли пока были шуточными. Поэтому мы вспомнили несколько комедийных сюжетов с веселящим газом и стали передавать друг другу маску, балагурить и шутить. Газ веселил, но не сильно. А вот вскоре после него начался ад.

Все, о чем нас предупреждали на естественных родах, как о крайне нежелательном, с нами случилось. Боли были очень сильными. Шейка матки не расширялась. В итоге Тее сделали эпидуралку, а потом подключили к системе с окситоцином. Прошло томительных четыре часа. Эффект от анестезии стал пропадать, и именно тогда ребенок начал двигаться дальше. В палате начался жуткий ажиотаж. Главным образом из-за меня. На меня тогда конкретно что-то нашло. Словно мессия в меня вселился. Или трикстер. Хотя, думаю, что на самом деле включилась моя врожденная антистрессовая придурковатость.