Фрагменты прошлого

– Его оставил Калеб. Я собирался позвонить твоему брату, но вчера увидел тебя. Я просто не знал, что с ним делать. Нашел его в общежитии, когда собирался домой. Думаю, он предназначался тебе.

– Мы с Калебом расстались, – говорю я, уставившись на пакетик и чувствуя себя так, словно не имею права на его содержимое. Я даже не тянусь за ним.

– Когда? – удивляется Терранс.

– После вашей поездки в университет.

– Я об этом не знал. – Он протягивает в мою сторону руку. – Не знаю, легче тебе от этого станет или тяжелее.

В его ладони пакетик из университетского магазина подарков, в нем завернуто что-то маленькое. Я забираю его у Терранса и заглядываю внутрь.

– Это твое имя? Твое полное имя? – спрашивает Терранс, и я киваю.

– Спасибо, – выдавливаю я. Горло перехватило.

Я дрожу всем телом, закрывая за Террансом дверь.

Брелок с моим именем

В пакетике лежит брелок с логотипом в виде университетского талисмана. Но меня потрясло не это. В моей руке подарок, купленный для меня, но не подаренный. Мы с Калебом без устали искали мое имя на магнитиках, брелоках и украшениях. Это стало моей навязчивой идеей, поскольку я нигде не могла его найти. И вот в моей руке поблескивает на свету слово «Джессамин».

Я пытаюсь представить, могло ли все пойти иначе, если бы Калеб тем утром по возвращении вытащил из кармана этот брелок. Мог ли наш разговор не принять опасного поворота. Я пытаюсь представить другой ход событий, а не тот, что случился в тот день.

Мы стояли у ряда шкафчиков в ученическом центре. Было утро понедельника после поездки Калеба в университет. Наши голоса разносились по коридору, как бы тихо мы ни говорили.

– Чем ты там занимался, что не мог мне позвонить? – вопрошала я.

Наши отношения уже были на грани. И меня все лето снедало тревожное чувство, которому я не могла дать определения. Однако рвать отношения из-за какого-то непонятного чувства было слишком серьезным и решительным шагом. Мне нужна была причина, которая бы спровоцировала окончательный разрыв. Но вместо расстановки всех точек над «и», мы ходили вокруг да около проблемы. Я жаждала обвинить Калеба в чем-то, дать наконец терзающему меня чувству название.

– Ты мне не доверяешь, – отозвался Калеб.

– А должна?

Он не ответил. Долгое молчание было хуже любых слов.

– Если ты мне не доверяешь, то не доверяешь. Никакие мои оправдания этого не изменят, – наконец произнес Калеб снисходительным тоном. Подобная манера общения, видно, была вызвана определенной степенью зрелости, которой я сама еще не достигла.

Его тон меня взбесил.

– Выходит, я тебе не доверяю. – Я со злостью скрестила руки на груди.

Калеб резко захлопнул дверцу шкафчика и набрал цифры на замке.

– В таком случае вопрос исчерпан.

У меня возникло ощущение, будто нас подхватило торнадо и разбросало по разные стороны границы. Вот только вопрос не был исчерпан. Калеб нашел меня после тренировки в тот день и вынудил поставить точку в наших отношениях. Привел нас к тому, чего не изменить.

– Просто скажи это, – развел он руками.

Ты не любишь меня.

Я не люблю тебя.

Все кончено.

Я не произнесла этих чуждых для меня слов, вместо этого покачав головой. Целый год вместе. Мы слишком сблизились за это время, слишком сроднились.

Мы стояли на травянистом холме после тренировки. Калеб был в джинсах. Он ждал меня. Наблюдал за забегом. Я вспотела, ужасно хотела пить, у меня горели мышцы на ногах, и я ощущала парящее чувство, всегда охватывавшее меня после долгого забега и переизбытка попавшего в кровь кислорода. У меня начали дрожать руки.

Калеб глянул через плечо. Даже в такой сложный для нас момент он не в состоянии был уделить все свое внимание мне. Словно его сознание раздвоилось и он существовал в двух разных местах. И уже тогда находился не рядом со мной, а где-то еще, опережая меня на десять минут, на день, на неделю. А разговор со мной просто входил в его список текущих дел, которые требовалось выполнить и зачеркнуть.

– Уходи, – ответила я.

Калеб прищурился, его лицо ожесточилось.

– И это все? Это все, что ты можешь сказать?

Неужели он не понимал? Я не желала больше отдавать ему ни толики себя. Я отдала ему все, и пришла пора отплатить ему его же монетой. Напустить таинственности. Не самой страдать, а заставить страдать его.

– Да, Калеб. Это все.

Он пораженно уставился на меня, будто неожиданно осознав, что совершенно не знает стоящего перед ним человека.

– Ничего себе. Ну что я могу сказать. Я рад, что мы сделали это, Джесса.

«Я рад, что мы сделали это, Джесса». Его слова звенели у меня в ушах. «Это». Поговорили? Расстались? Встречались весь год? Развернувшись, я стала спускаться с холма к кулеру с водой, где собравшиеся ребята растягивались после забега. И таращились на меня и Калеба.

– Надеюсь, ты будешь счастлива, – крикнул Калеб мне в спину.

Я не обернулась, но поняла, что он пошел прочь, поскольку внимание ребят переключилось с него на меня.

Я чувствовала на себе их взгляды, зная: мне нужно что-то сказать. Слухи все равно расползутся по школе вне зависимости от того, скажу я это или нет.