Но те лишь что-то раздраженно пробурчали, попросили не мешать выполнять свою работу. А полицейский негрубо взял его за плечи и удержал, когда он едва не дотянулся до молнии на мешке.
Когда же фельдшеры шли уже со вторым трупом, Игнат зашагал рядом, настаивая:
– Я
– Тебе не стоит это видеть, поверь, – невозмутимо ответил ему мужчина, коротко бросив на того взгляд сквозь запотевшие линзы очков в тонкой оправе, не замедляя шага.
Антон ступал плечом к плечу с одноклассником и единожды попытался его остановить, тихо произнеся «забей» или что-то в этом духе, но тот его не замечал.
Когда задние двери служебного авто собрались было закрывать, Игнат внезапно запрыгнул в салон и, не успели его вытянуть наружу, наполовину расстегнул один из мешков. Увиденное заставило его на секунду оцепенеть. А потом он, попятившись назад (пока на мешке вновь застегивали молнию), вывалился из авто, больно ударившись локтем и коленом. Не замечая боли либо не придавая ей ровным счетом никакого значения, отполз подальше, к обочине, и сел, упершись локтями в колени и держась за голову. Неодобрительно покосившись на парня, помотав головами, фельдшеры обогнули карету и взобрались в салон. С включенными мигалками и воем сирены укатили прочь.
– Эй, ты что там увидел? – осторожно спросил Антон, опустившись рядом на корточки. Он догадывался: если б стоял на ногах, ответ мог бы сбить его с ног. И все-таки не спросить он себе не позволил. – Кто там был?
– Лиза. – Игнатий зачерпнул горсть снега, обеими руками слепил несуразный снежок, раздавил его, отряхнул ладони. Шмыгнул носом, посмотрел на Антона. Тот понял, что не ошибся в своих подозрениях, когда увидел этот взгляд – померкший, опустошенный, будто принадлежал он не юнцу, а повидавшему жизнь и войну бойцу. – Там была Лиза. Нет, уже не Лиза, а какой-то… – Вдруг он рукой схватился за грудь, пальцами вцепившись в одежду. Что-то изнутри сдавило горло, в глазах защипало. А через секунду из него вырвались рыдания, и он с трудом продолжил выдавливать слова. – Это…
Игната замутило. Он едва успел встать на четвереньки – и остатки его завтрака вывалились на сугроб. Крайне неприятный процесс был приправлен поглощающим его рассудок ужасом, который теперь долгие годы будет разъедать, насиловать его сознание и уничтожать тело.
– В доме, похоже, еще один трупешник, – сглотнув, промолвил Антон, вспоминая просьбу эмчээсника подготовить третий патологоанатомический мешок. – Вторым, которого увезли, мог быть тот, кого мы видели за ящиками. Если уж его подняли из подвала. А вот кто третий… – Он положил ладонь на плечо приятелю. – Я постараюсь узнать, когда приедет вторая неотложка. Сделаю как ты: расстегну молнию на мешке. – Ненадолго замолчал. Потом добавил. – Будем надеяться, что не Лера.
– Ага, – только и выдавил Игнатий, стоя на коленях, покачиваясь, держась за желудок, старательно сдерживая новые рвотные позывы.
– Едет, – сказал Антон, заприметив где-то ближе к середине Красноармейской сине-красные мигающие огни, и поднялся, не спуская глаз со стремительно приближающейся скорой. – Если из дома вызволят – или уже вызволили Леру, – я добегу до Макса. Хотя не знаю,
После того, как Валерия с Лизой отделились от парней, Максим еще немного прошелся с Арсением и, попрощавшись с ним, направился домой. Спустя примерно три четверти часа он набрал своей девушке, однако автоответчик известил, что «абонент временно недоступен». Не на шутку забеспокоившись, он сначала сидел на стуле, нервно кусая губу и отбивая ногой по полу равномерный ритм, потом зашагал по комнате, выписывая бесконечные круги и овалы, притом каждые минут пять повторяя набор номера Леры. После седьмого или восьмого звонка он громко выругался, пнул стул, снова оделся и, вызвав такси, выбежал на улицу, молясь о том, чтобы девушка оставалась в целости и сохранности.
Первоочередно решил съездить к ее дому – что-то внутри ему подсказывало, что она может быть там. Не прогадал.
Впустившая его в дом бабушка пожаловалась, что внучка, чем-то сильно огорченная, молча проскочила в свою комнату и заперлась изнутри. А на вопросы о том, что случилось, отвечает одно: все нормально.
Максим, постучавшись в дверь Лериной комнаты, попросил впустить его и поговорить. Она согласилась, но при условии, что он не станет ее ругать и упрекать за что-либо. Он пообещал (при этом посматривая в сторону зала, надеясь, что вернувшаяся к просмотру телевизора бабушка если и слышит их, то не разбирает слов), что ничего такого не произойдет, что при любом раскладе будет оставаться на ее стороне, да и не до конфликтов ему в этот вечер. Ему лишь важно было знать, что с ней все в порядке.