Фрагменты сожалений

Когда в нем зародилась тяга к убийствам? Шесть лет и семь месяцев назад. О да, свое первое преступление он помнит так хорошо, словно это произошло вчера: как теплым июньским днем слабоумную девушку из соседнего двора заманил в лес и сначала долго душил ее стянутым со своих джинсов ремнем, потом тяжелым камнем вдребезги размозжил череп, а напоследок поджег ей волосы. Почему он это сотворил? За пару дней до того она сказала ему: «Твои рыжие волосы так похожи на огонь, что твоя голова сейчас загорится!» И захихикала – по-детски так, невинно. Дурочка. Он принял это за наглую, циничную насмешку – а чем же еще это могло быть? – и всего лишь дал понять, что не стоило смеяться над ним. Она ведь задела его за самое больное! И – в этом он был уверен на все сто процентов – точно знала, о чем говорит.

– Сука! – в сердцах выкрикнул он и ладонью ударил по рулевой баранке.

После же того, как расправился с ней, ему стало гораздо легче. Почему – точно не знает. Какой-нибудь психиатр, возможно, сказал бы, что таким образом ему удалось отомстить родной матери. Матери, которая так ненавидела его, когда он был малышом. «Это из-за тебя мой муж меня бросил, – цедила она сквозь зубы, с ненавистью во взгляде и странной ухмылкой, смотря ему прямо в глаза. – Зачем я вообще родила тебя? – Мышцы лица на мгновение дрогнули в отвращении. – Что ты так смотришь на меня? Чего уставился так? Ты хоть понимаешь, что от тебя нет никакой пользы? Никакой! – Подлетев к мальчишке, она дала ему пощечину, за ухо приподняла над полом и принялась наотмашь шлепать по заднице, спине и рукам. – Да что ты вообще можешь понять?! Только жрать умеешь, гадить и играться в эти дурацкие машинки! Что ты плачешь? Что. Ты. П-л-а-ч-е-ш-ь?!» – орала она, после каждого слова отвешивая ему новый мощный шлепок.

– Проклятая овца! – выкрикнул мужчина, предавшись крайне болезненным для него воспоминаниям. – Это от меня-то никакой пользы?! Шваль!

– Пойдем, покажу тебе, какое красивое солнце, – пропела она ему в другой день, держа одну руку за спиной, когда он, уже будучи чуть старше, что-то рисовал за своим столом. Заинтересованный, однако без особого рвения он поднялся со стула и пошел за мамой. Ему подумалось, что она хочет показать ему солнце сквозь окно на кухне, но сильно ошибся. Они встали напротив зеркала в прямоугольной раме в прихожей. – Посмотри в зеркало. Какие рыжие у тебя волосы. Видишь? Мои рыжеватые волосы даже в юности были твоим не чета. Они у тебя похожи на солнце, правда? Прямо как у твоего отца. – Мальчишка выдавил улыбку, а женщина взяла с призеркальной тумбы бутылек со спиртом, поднесла к его макушке и тонкой струйкой через горлышко выливала жидкость ему на волосы, второй рукой, сжимая в кулаке какой-то маленький предмет, равномерно смачивая их. Вернула бутылек на тумбу и, в отражение смотря на мальчишку, обнажила зубы в похожем на улыбку оскале, пока тот вытирал с лица спирт и отплевывался. – Ой, не бойся, не бойся! Так они у тебя еще красивее выглядят. Какие ярко-рыжие волосы… как солнце на закате. Тебе ведь тоже нравится солнце, правда? Но солнце ведь должно полыхать. Ты согласен? – Она разжала пальцы, в зеркале показав мальчишке зажигалку, что лежала на ладони. Снова сжала ее, большим пальцем пару раз крутанула кремень, из-под которого сначала только вылетели искры, затем вспыхнул огонек. – Все в порядке, не беспокойся. Все хорошо.

И прежде чем он успел сдвинуться с места, женщина поднесла огонек к его смоченным спиртом волосам, которые в мгновение ока охватило синее пламя. Испуганно завопив, мальчишка закружил на месте, махал руками и ладонями лупил по своей голове, пытаясь загасить огонь, однако ничего не выходило. Мать засмеялась – как-то недобро, совсем уж ненормально, истерично, будто после долгих дней и недель непрекращающегося напряжения увидела нечто развеселое. А пламя на голове ее сына уже медленно поедало кожу, и тот стрелой метнулся в ванную, склонил голову над ванной, включил холодную воду, и мощный поток сделал свое дело.