Фрагменты сожалений

– Даже не верится, что я когда-то был таким. Как будто ты рассказываешь о совершенно другом человеке, моей противоположности. Видимо, одиночество меняет людей. И очень сильно.

И снова со слезами и дрожащим голосом:

– Одиночество не просто меняет людей, Дим. Оно ломает нас. Убивает.

– Может быть, – только и ответил он устало, на выдохе. Подождал, пока девушка немного переведет дух, перестанет плакать, после чего протянул ей стакан с водой. – Так какую же правду ты узнала? От кого? Кто меня здесь закрыл?

– Ну, правильнее будет сказать, что узнала я только часть правды. От мамы, несколько месяцев назад. Хоть она и поклялась перед теми людьми: никому ни слова не говорить об этом. Но после нескольких лет не могла больше видеть, как я страдаю, и по памяти пересказала мне обо всем, что услышала от них. – Марина небольшими глотками допила воду и вернула пустой стакан на поднос. – Когда в детстве я подумала, что случившееся с нами – чья-то злая шутка, я оказалась почти права… Не знаю, насколько можно верить всему тому, что наговорили моей матери, но с учетом всех обстоятельств… В общем, где-то больше десяти лет назад некая организация, не желающая раскрываться перед общественностью до достижения определенных результатов, якобы научилась клонировать людей. Знаю, знаю! – Она вытянула вперед руку с поднятым указательным пальцем, как бы предупреждая не потешаться над ее речью. – Все это звучит как бред, как будто у меня едет крыша. Но дослушай, прошу. – Опустила руку, сглотнула. – В организации трудятся множество лучших специалистов в области биотехнологий из десятков стран мира, включая нашу. Так вот, самый первый человеческий клон оказался настолько дефектным, что некоторым от его вида становилось плохо: без рук, с сердцем снаружи грудной клетки, перекошенным лицом. Поэтому было принято решение без промедления утилизировать его. Специалисты продолжили работу над проектом, периодически создавая все новых клонов, после каждой попытки совершенствуя процесс создания и до определенного времени избавляясь от неудачных результатов. И вот по прошествии какого-то времени была создана я. А позднее – и ты.

Девушка на время замолкла. Ей было важно, чтобы Дима переварил услышанную информацию, осознал значение последних слов. Она понимала, насколько странной была рассказываемая ею история, неправдоподобной и больше, быть может, походящей на сценарий для дешевой картины, которой заведомо суждено затеряться в тысячах столь же ничем не примечательных и бредовых.

– Ты… шутишь?

– Нет, – ответила она твердо, готовая к любым нападкам.

– То есть мы с тобой… – Он показал пальцем на себя, на нее и снова на себя. – Ты говоришь, что… мы – клоны?

– Я знаю…

– Нет, – перебил ее юноша.

– Я ЗНАЮ, как это звучит, – сказала Марина с нажимом на первые два слова. – И мне тоже было трудно в это поверить. Да и сейчас мне не больно-то и хочется это принимать. Но маме показывали фотографии и документы с всевозможными доказательствами. Даже фотографии с той девочкой, чьим клоном я являюсь. И на них она была запечатлена в разные годы жизни. Но люди рядом с ней на снимках, ее семья, обстановка в доме, улица… мама никого и ничего не узнавала. А лгать она мне не стала бы. А еще ей показывали различные документы, которые подтверждали их слова. И к тому же… у меня при себе есть косвенное доказательство, но покажу я его тебе чуть позже. Сначала закончу, пока помню все детали, ведь если отвлекусь – обязательно ненароком что-нибудь да упущу. Что ж… да, мы с тобой клоны. Те, кого клонировали, мальчик и девочка, жили в сотнях и сотнях километрах от нас. Понятия не имею, где они сейчас, но когда-то они, как и мы с тобой, были соседями по улице. Я уже сказала, что сначала они клонировали девочку. Корпорация преследует цель создавать не просто как можно более точные копии людей, но копии куда более совершенные: выносливее, умнее, с иммунитетом таким высоким, чтобы они если и заболевали, то изредка, при этом быстро выздоравливая, с минимальной фармакологической поддержкой или вовсе без нее.

– Но разве это не станет ударом по финансам фарма… фармацев… – Дима сжал губы, затем произнес по слогам, – фар-ма-цев-ти-чес-ко-го рынка?

– Я… не знаю. Даже как-то не задумывалась. Да и должно ли это нас волновать?

Дима промолчал, понимая, что вопрос был риторическим и ответа от Марины не требовалось.