«Фрам» в Полярном море

Это значит, что мы отклонились на 3° к востоку или, принимая во внимание указанную выше поправку, всего на 5°; следовательно, сейчас мы могли быть не под 61°, а под 66° восточной долготы, или в 15 милях от мыса Флигели[322]. Но все же даже при этом к югу от нас должна была виднеться земля, тем более, что Земля Вильчека не может быть слишком низкой и уклониться в восточной своей части так далеко на юг, чтобы ее не было видно.

Если мыс Будапешт[323] лежит примерно под 61° восточной долготы и несколько севернее 82° широты, то, следовательно, он должен находиться не больше, чем в 10 милях от нас. Нет, это как было, так и останется непостижимою загадкой.

С другой стороны, столь же трудно предположить, что мы находимся много западнее. В таком случае нас должно было бы сильно отнести дрейфом между 8 и 13 апреля; или же часы мои перед 2 апреля в течение некоторого времени стояли. Три наблюдения от 2, 4 и 8 апреля, по-видимому, действительно показывают, что нас отнесло значительно на запад. 2 апреля мы находились под 103°06' восточной долготы, 4-го – под 99°59' и 8-го – под 95°07' восточной долготы, а между этими днями не было сделано ни одного значительного дневного перехода; между наблюдениями 2-го и 4-го был сделан небольшой дневной переход, а между 4-м и 7-м – два, которые, однако, были ничтожны и не могли значительно подвинуть нас на запад.

Это значит, что мы отнесены дрейфом за шесть суток почти на 8° или, допустим, хотя бы на 7° к западу. Если мы будем считать, что все пять суток между 8-м и 13-м был такой же дрейф, то, значит, мы отклонились на 7° дальше на запад, чем предполагаем. Следовательно, сейчас мы могли бы находиться не под 61°, а под 54° восточной долготы. Но и тогда должно было быть не больше, чем 8 миль от мыса Флигели и совсем близко от Земли короля Оскара. А в таком случае можно было уже видеть или тот, или другую. Если же предположить, что в период до 2 апреля был также сильный дрейф к западу, и если не исключать возможность, что мои часы, как я и опасался, все-таки стояли, тогда нас могло отнести бог весть как далеко на запад. Вот все, что мы можем сказать. И мне все чаще приходит на мысль такая возможность.

Тем не менее нам остается, по-видимому, одно: двигаться вперед по тому же курсу, которого мы придерживались до сих пор, быть может, лишь немного больше уклоняясь к югу. Куда-нибудь мы придем, и тогда, вероятно, разрешится и эта загадка.

Покончив с вычислениями, я прикорнул немного, но, когда вышел сегодня около полудня, путь оказался не лучше, а скорее хуже. Свежевыпавший снег совершенно талый, и путь чрезвычайно скверный. Тем не менее следовало двигаться дальше: лежа здесь, ничего не выиграешь. Как бы мало мы ни прошли, все же это движение вперед.

После полудня я с трудом уловил один раз высоту солнца, но очертания его были не резки».

«Суббота, 15 июня. Середина июня, а конца похода все еще не предвидится! Наоборот, положение ухудшается. Так скверно, как вчера, еще ни разу не было; пожалуй, и хуже тоже не может быть. Нарты по глубокому рыхлому и мокрому свежевыпавшему снегу еле двигались, а при задержках – они случались поминутно – словно прилипали к месту. В этих случаях, напрягая все силы, едва удавалось сдвинуть нарты с места. На лыжах идти было не легче: стоило на минуту остановиться, как на них снизу налипал толстый слой снега; лыжи все время зарывались в рыхлый снег.

Кроме того, под подошвы тоже набивался и быстро обледеневал снег; только подналяжешь на нарты – и сразу лыжи соскальзывают с ног, а ты оседаешь в снег и проваливаешься в него по пояс. Оставалось выкарабкиваться и снова вставать на лыжи. Брести по такому снегу без лыж бессмысленно. Пожалуй, лучше бы их привязать, но тогда новая канитель: лыжи то и дело пришлось бы снимать, когда нужно перетаскивать нарты через торосы или переправляться через полыньи.

Лед, куда ни повернись, неровный, покрытый буграми и старыми торосами. Продвигаться вперед можно только извиваясь как угорь. Нередко встречались полыньи, вынуждавшие делать дальние обходы, или значительные пространства тонкого и ненадежного льда, или хаос торосов и тому подобное свинство. Мы тащились вперед, передвигаясь в два приема, как и прежде.

Собаки совсем выбиваются из сил. Лисичка, последний «пережиток» моей упряжки, едва передвигает ноги; заставить ее тащить сани нечего и думать. Она шатается, словно пьяная, а когда падает, то едва в состоянии подняться на ноги. Сегодня мы ее, слава богу, убьем и избавимся от этого зрелища.

Стурревен тоже начинает сдавать, когда идет в упряжке. Одна только Кайфас еще везет мои нарты, да и то лишь в том случае, если кто-либо из нас идет рядом и помогает ей. Идти дальше при таких обстоятельствах значит изнурять без пользы самих себя и собак, расходуя к тому же провианта больше, чем необходимо. Вчера поэтому мы отказались от обеда и, выйдя в 4½ часа пополудни, сделали привал только около 9 часов вечера.