Франческа

— Они будут у папы, — ответила Сюзанна. И добавила, поскольку Лола продолжала с удивлением смотреть на нее:

— Да, у них есть папа. Его зовут Исак.

— Я знаю, как его зовут, — ответила Лола. — Но мне показалось, что он свалил.

— Так и было. Но сейчас он, похоже, вспомнил о детях. Они пробудут у него неделю. А учитывая тот факт, что у меня тут не стоит очередь из родственников, желающих посидеть с моими детьми, я чертовски этому рада.

Чарли стало не по себе. Ей не нравилось слушать, как другие ссорятся, будто забыв, что они не одни.

— Расскажи о Франческе Мильд, — прервала она.

— Да я уже все и рассказала, — ответила Лола. — По крайней мере, все, что знала. Я просто убирала у них в доме. У нее в комнате, насколько я помню, черт-те что творилось. Она не хотела, чтобы я туда заходила. Говорила — ей не нравится, когда за ней убирают другие.

Лола улыбнулась.

— У нее был депресняк. Помню, я еще подумала — как можно впасть в тоску, сидя среди такой роскоши? Но, тем не менее, так и было.

Чарли с трудом сдержалась, чтобы не сказать: «Ты забыла, как она просила тебя купить ей вина? Стало быть, какие-то отношения вас связывали, раз она обратилась к тебе с такой просьбой». Но вместо этого она произнесла фразу, которую однажды сказал Андерс и которая ее тогда сильно насмешила:

— Между деньгами и счастьем нет корреляции.

Лола взглянула на нее и покачала головой.

— Видать, ты имеешь в виду, что деньги и счастье не так уж сильно связаны? Просто выражаешься по-умному? Я, знаешь ли, не ученый, но одно знаю точно — можно быть чертовски несчастным от того, что у тебя нет денег.

— Согласна на все сто, — ответила Чарли.

Лола пошла и подлила себе кофе, не спросив их, хотят ли они добавки. Потом она снова села, покачала головой.

— Что такое? — спросила Сюзанна.

— Просто думаю про этих сволочей-мужиков.

— Мама!

Сюзанна поднялась, взяла кофейник и вылила остатки кофе, половину себе, половину Чарли.

— Все они одинаковые уроды, — продолжала Лола. — Твой папаша, Исак, все.

— У меня нет сил опять это выслушивать, мама.

— Я просто говорю тебе, как есть. Просто говорю, что все мужчины — свиньи, в глубине души все они одинаковые. Может показаться, что ты встретила исключение, но рано или поздно выясняется, что это не так — исключений не бывает.

Чарли отметила про себя, что Бетти говорила слово в слово то же самое — пока не появился Маттиас.

— Только не Маттиас, — проговорила она, не успев взвесить свои слова. — Маттиас — исключение, подтверждающее правило.

Лола грустно улыбнулась.

— Да, твоя мать всегда так говорила. Но в таком случае я не понимаю, почему она ничего не сделала, чтобы спасти это исключение.

— Что ты хочешь сказать?

Чарли со стуком поставила чашку на стол.

— Я хочу сказать — зачем же она тогда смотрела, как он тонет? Почему хотя бы не попыталась его спасти?

— Что ты такое плетешь, мама? — изумилась Сюзанна.

— Она сама мне все рассказала, — продолжала Лола. — Что они с Чарлин сидели на берегу и смотрели, как он тонет.

— Подожди! — крикнула Сюзанна, когда Чарли ринулась в прихожую.

— А что я такого сказала? — донесся до Чарли голос Лолы. — Она же сама там была. Сама знает, что произошло.

Провалы во времени

— Где ты это достал? — спрашиваю я Поля. Я показываю ему коричневую баночку с оранжевыми таблетками. Мы в его комнате в Таллюддене. Все остальные пошли к озеру — болеть за школьную команду в ежегодных состязаниях по гребле.

— Тайные связи, — отвечает Поль.

Я вспоминаю слова папы о том, что Адамсберг — это школа, дающая ключи от закрытых дверей, важные связи, которые пригодятся потом в течение всей жизни. Только теперь я начинаю понимать смысл его слов.

— Но что это такое?

— Психиатрическое лекарство. Я уже не помню, от какой болезни.

— Добудь еще, — говорю я, забираясь в оконную нишу. — Что бы это ни было, добудь еще.

Поль говорит, что настоящий эффект пока не наступил. Он садится напротив меня на подоконник, уперевшись ногами в мои ноги. И вдруг мир меняет цвет и форму. Все становится светлее, мягче, меня охватывает радостное чувство, и оно вырывается наружу смехом. Поль тоже смеется. Мы смеемся желтым листьям на березах за окном, садовнику, который копается на грядках возле Маюрена. Мы смеемся немцу, норвежцу и Бельману, который пописал в суп.

Я смеюсь так, будто в жизни не слышала ничего смешнее.

Мы принимаем еще по таблетке. Не потому, что хотим умереть или типа того. Мы просто хотим продолжать смеяться. Но веселее не становится. Я думаю, что надо запомнить до следующего раза: от того, что принимаешь больше таблеток, веселее не становится.

30

Только оказавшись на улице, Чарли заметила, что забыла куртку. Сюзанна, выбежавшая следом за ней, держала ее в руках.

— Не обращай внимания на эту старую алкоголичку, — сказала она, протягивая Чарли куртку.

— Мне надо пройтись, — сказала Чарли.

— Тогда я схожу пока в магазин, — ответила Сюзанна. — Давай встретимся у машины. И не воспринимай всерьез то, что говорит мама. Она несет какую-то пургу.