Франкфуртский выстрел вечерний

По плоскому дну обратной реки
в пустых плоскодонках скользят старики
возздравствовать рай возвращенный

,как некто сказал некрещеный.

Со всех пристанéй стекает толпа

к лохматому плацу с пустотой от столпа
и безмолвно встает полукругом
на цыпочки в небе упругом.

Что в летнем саду, что в зимнем дворце

на дверцы прибито раскаленное «C»,
а тому, кто не спросится братца,
туда вообще не пробраться.

И в зимнем дворце, и в летнем саду

в две тысячи сорок лохматом году
в служебном подъезде у арки
лежат на меня контрамарки.

Я старый билет не снес на возврат,

поэтому мне и привратник не брат —
и поэтому в литерном ряде
мне скучать о потерянном аде.

«О откуда такой ослепительный прах...»

Пусть нерадостна песня, что вам я пою,

Но не хуже той песни победы…

А. Н. Апухтин, «Солдатская песня в Севастополе» (1869)

– о откуда такой ослепительный прах
и до скрипа исто́нченный скрежет
что во мраморных венах у варшав и у праг
песья кровь створожённая брезжит

и испуганно блеет объятий бежа

арнаута товарищ кургузый
и садится веницейская тьма-госпожа
на дубленую кучу рагузы

и в рутенских амбарах сыреют дымы

и слоятся мадьярские чумы
и встают на запястья у границы чумы
в шароварах лампасных кучумы?

– то обозы везут черногубчатый хлеб

вдоль границы по склизкому шляху
и в елейную ильну и за гребаный греб,
и к мадьяру и к чеху и к ляху

так взметается лед до небесных пустынь

растолченный цепями литыми
так псоглавые латники бьют щитами о тын
гулко лая на трубной латыни:

со шляхетскою миской беги за порог

и лови подлетающий – вот он! —
кус – крупитчатый точно он черный творог
подтекающий розовым потом.

С середины реки; из середины реки стихи на трехсотлетие Петербурга

I

Разгорается запад заречный
сине-газовым полуогнем —
ветер перечный, мгле поперечный,
расклиняется медленно в нем.

Треугольным копытом Газпрома

твердь незримая пронзена,
и паломой летит из пролома
с расковырянной грудью луна.

II

Толпы дерев за копьями охраны,
они уже и не хотят уйти —
плечами плещут, алы и охряны,
слюнями блещут и бугрят культи.

А братья их, полны струистой пыли

под черной замороженной корой,
лежат зарыты в трехсотлетнем иле
и медленно качаются порой.

Но разве из того же матерьяла,

что пленный лес и тленная река,
дождик мгновенный, забурливший льяла
и снова ускакавший в облака?

«О медленном золоте нашего дня...»