Ведь существует еще одно доказательство власти народа в «Капитулярии Карла Великого»: если какие-либо новые положения добавлялись к закону, то народ должен был обсудить их, и, когда все соглашались на эти дополнения, то они ставили свои подписи и подтверждали эти положения. Из этих слов совершенно ясно, что народ Франции некогда был связан только этими законами, которые они и утверждали своим собственным голосованием на всеобщих собраниях. Это разумно и отразилось и в формулах определения закона, данных юристом Марцианом49
в «Дигестах»50, а он уж использовал слова Демосфена: «νομοσ εστι πολεωσ ουνθηκη κοινη», то есть «закон есть договор и соглашение граждан, и решение государства в интересах общества» 51. Это положение относится к нашим собственным установлениям. Более того, закон аламаннов завершается словами: «так постановлено королем, его князьями и единым христианским народом, который поселился на территории королевства Меровингов». Можно найти и другие доказательства, например, у Эймона в главе 38 пятой книги: «на этих собраниях они приходят к соглашению друг с другом и при поддержке своих сторонников относительно того, как будут решаться текущие вопросы. Это соглашение было заключено между славнейшими королями с одобрения и согласия всех их подданных»52. Но, пожалуй, не существует более явного доказательства по этой проблеме, чем выдержка из второй книги франкских законов, на которую мы уже ссылались. Она касается обращения Людовика Благочестивого ко всем сословиям своего королевства: «хотя представляется, что верховная власть в управлении королевством является принадлежащей нашему царственному достоинству, заключенному в нашей особе, все же известно, что божественным волеизъявлением и человеческим постановлением наше могущество так должно распределяться, чтобы каждый из вас, находясь на своей должности, мог считаться наделенным частицей нашего могущества»53. Подобное указание дается и в главе двенадцатой нашего капитулярия: «каждый из вас, как представляется, наделен наряду с остальными частицей власти в управлении королевством»54. И еще раз в 21 капитулярии: «мы издали постановление в нашем капитулярии относительно вопроса об общем согласии наших верных подданных»55. И, наконец: «мы также желаем, чтобы постановление, которые теперь, как и на все времена, издаются нами при совете наших верных подданных с нами, могли быть получены через канцлера или архиепископов и графов»56.После этого можно утверждать, что едва ли мы упустили хоть какой-то момент. В заключение следует сказать, что власть названного совета была столь велика в представлении других народов, что даже иноземные государи иногда обращались по вопросам, относительно которых у них возникали разногласия, к совету за его суждением. Свидетельство этого находим в дополнениях к Григорию Турскому: «в двенадцатый год его правления, та область Эльзаса, в которой Тьерри57
вырос и которой он владел по повелению своего отца Хильдеберта58, перешла к Теодеберту59 согласно варварскому обычаю. Соответственно и было постановлено обоими королями провести собрание в крепости у реки Заалы, для того, чтобы вопросы могли быть решены голосованием и суждением всего франкского народа»60.Глава XV (XII)
О королевских должностных лицах, которые назывались майордомами
Много еще можно рассказывать относительно столь долго продолжавшейся власти общественного совета, однако, прежде чем мы к этому перейдем, обязательно нужно упомянуть о тех должностных лицах, которые в эпоху Меровингов именовались майордомами или же дворцовыми или палатными управителями. На протяжении некоторого времени они претендовали на королевскую власть, и, в конце концов, им все же представилась возможность заполучить эту власть в свои руки. Их должностное положение, приближающее их к особам наших королей, кажется, имеет много общего с тем, которое существовало при римских императорах в отношении префекта претория, который также назывался префектом двора. Майордомы назначались тем же самым советом или собранием, которые избирали и короля, и обычно они являлись руководителями и исполнителями всех общественных дел. В сочинениях наших хронистов нередко можно встретить упоминания, подобные этим: «они избрали его на верховную должность майордома»; «по смерти майордома Эрхиноальда1
франки назначили на эту должность Эброина, так что он стал управляющим расходами королевского двора»; «они подняли над собой Хильдериха как своего короля и Вульфоальда2 как майордома». Эти упоминания сразу же могут служить для подтверждения содержания предшествующей главы нашей книги, где мы доказывали, что майордомы и другие высшие должностные лица не назначались королем по собственному волеизъявлению, но, как было показано, обязанности, связанные с этой должностью, обычно возлагались на людей выдающейся верности и способностей торжественным советом.