Ночи властолюбивой и страстной женщины делались всё длиннее, любовники — моложе, а социальный статус — ниже. Давно уже шли в ход слуги. Она не долго повластвовала в пожалованном сыном-королём Тороне, где многие молодые люди успели довольно близко узнать хозяйку и вспоминали её отнюдь не как матушку-государыню. Скоро удел надоел Графине; она всё больше предпочитала находиться вне стен крепости, а потом и вовсе вернула её короне, получив в качестве компенсации денежный фьеф в любезной сердцу Акре. Разве могло найтись в Леванте место более подходящее для человека, подобного Агнессе?
Выиграла она или проиграла? Этот вопрос Графиня задавала себе не раз, но дать уверенного, твёрдого ответа не могла. Наверное, проиграла.
Несмотря на все старания, ей всё же не удалось одолеть ненавистных Ибелинов и Раймунда. Самое большее, чего она достигла, — отомстила барону Рамлы за тот полный издевательства взгляд на рождественском пиру семь лет назад. Изволили, мессир, мечтать жениться на принцессе? Что? Не получилось? Как же это вы так? Левантийские красотки предпочитают жеребцов из Пуату жеребяткам-пуленам!
Бальдуэн Ибелинский не забыл и никогда не забудет, кто дал ему пощёчину, кто плюнул в лицо, заставив утереться и проглотить обиду. И только-то?
Сколько труда, сколько сил пошло прахом?! Всё потому, что строптивый мальчик, которого Агнесса когда-то носила под сердцем, сводил на нет любые начинания матери; чем больше она старалась убедить его в чём-либо, тем меньше это удавалось. Смерть сына и его завещание уравняли силы враждующих партий. А ведь всё вполне могло повернуться иначе, если бы другой строптивый мальчишка послушался умных людей — тамплиеров, патриарха, барона Керака, свою тёщу, наконец! Победа выскользнула из рук Агнессы, точно дорогая любимая чаша из рук нерасторопной служанки. Ах, если бы только малыш Гюи смог продержаться в регентах до кончины короля! Но нет, теперь муж Сибиллы отстранён, а проклятый Ибелин пробрался в королевскую спальню![93]
Графине вновь не осталось ничего другого, как только уповать на чудо.
Она посылала Марию с богатыми дарами за советом к отшельнику Петры, но та не нашла его. Именно это обстоятельство отчего-то более всего убеждало Агнессу в том, что она проиграла. Проиграла, потому что ничья не устраивала её. Но никто не мог ничего поделать в сложившейся ситуации, даже великий магистр Храма оказался бессилен отомстить злейшему врагу. Порой Графине даже начинало казаться, что фламандца перестала интересовать месть. И верно, прошло уже больше двенадцати лет. Может статься, унизительная обида забылась, болезненная рана, нанесённая графом Триполи никому не известному в Утремере рыцарю из Красного Замка, успела зарасти, даже и беспокоить его перестала?
Теперь положение Жерара куда предпочтительнее, чем Раймунда. Графов довольно во многих землях, а магистр Дома Храма один на всей земле. Выше него только римский понтифик и Господь Бог. Подумать только, если бы властитель Триполи отдал фламандцу в жёны глупышку Люси де Ботрун, тот по сей день оставался бы никому не известным ленником! Велика ли шишка сеньор Ботруна? Как бишь его... Пливанус или Плибанус? А... Плибано! Сразу и не вспомнишь! А кто такой Жерар де Ридфор, знают во всём христианском мире, не один договор с неверными их князья не считают вступившим в силу, если на нём не стоит подпись и печать главы братства Храма. И всё же... неужели не засвербит, не заноет рубец? Неужели благородный фламандский рыцарь забыл, как его оскорбил какой-то южанин, потомок бастарда из Лангедока? Неужели простил? Стыд и позор! Какой-то итальянский торгаш заткнул его за пояс, увёл из-под носа фьеф!
Но, с другой стороны, что может сделать мэтр Жерар? Что? Хм... Уж кто-кто, а магистр Храма точно знает, что надо сделать, кому помолиться — дорожка, как говорят, протоптана. Может, стоило как-то расшевелить былое? Каким-то образом подтолкнуть главу могущественного ордена к действиям? Но как? И каким способом?
Что до Графини, то она даже не молилась. Почти не молилась. Она устала обращаться к Богу с молитвами. Чего ради, если Он не затрудняет себя ответами на них? Да и о чём стала бы она просить у Всевышнего? Желать смерти внуку Агнесса не могла, хотя и не испытывала к нему никаких родственных чувств. Кроме того, с устранением с политической арены Утремера Бальдуэна Пятого мало что изменилось бы. Королевская инсигния сразу же после церемонии коронации мальчика заняла место во вместительном сундуке с тремя замками. Для того чтобы надеть корону на не слишком умную голову Сибиллы, пришлось бы открыть его, для чего, в свою очередь, потребовалось бы согласие Роже́ра де Мулена и его ключ. Даже если допустить, что магистр Госпиталя пойдёт навстречу, как проделать всё достаточно быстро, чтобы проклятый Раймунд не успел ничего предпринять до срока? Получалось, чтобы успеть обстряпать дельце, пришлось бы начинать действовать... до смерти Бальдуэнета.