Франкский демон

Тут, однако, Жослен продемонстрировал неожиданную смекалку, показывавшую в то же время, что он не совсем ещё утратил голову от любви.

— Я не отказываюсь, мадам, — сказал он, качая головой. — Просто... вам никто и никогда не даст настоящей цены...

— Вот как?!

— Да... я думаю, — продолжал он, — отчего бы вам не купить... э-э-э... такое заведение? Во-первых, оно приносило бы вам доход, во-вторых... жизнь проститутки не так уж увлекательна...

Агнесса не скрывала своего удивления.

— Откуда ты знаешь?!

— Ну... — смешался Храмовник, но тут же нашёлся: — Бывая в этом городе, да и в иных подобных местах, я частенько захожу куда-нибудь утолить жажду... выпить вина. Вообще-то я хожу в приличные заведения, но случается забрести и в такие, где полно девиц, ищущих спрос на свои ласки. Иные, как я заметил, идут нарасхват. Бедняжки счастливы и готовы на всё ради лишнего безанта. Некоторым даже кажется, что они сами выбирают себе мужчин. Но век бабочек короток. Деньги быстро уходят, и очень скоро прелестницы начинают получать тумаков куда больше, чем золота. Да и, честно говоря, золота им уже никто не даёт, даже на серебро и то скупятся.

— Для человека, которому просто случается забрести в какие-то там места, ты слишком хорошо информирован, — прокомментировала слова любовника Графиня. Его речь несколько обескуражила её, она отчего-то считала, что он ей верен. Какая наивность!

— Или наблюдателен, мадам, — поспешил отпарировать Жослен.

Преимущество женщин в их слабости, именно благодаря ей их прощают за удары, наносить которые считается недостойным мужчины.

— А как же быть с вашим обещанием выполнять все мои желания? — спросила Агнесса. — Наверное, я ошиблась, и вы просто не любите меня. Так ваши клятвы ложны?

Она уже передумала, кураж пропал, но... позволить какому-то мальчишке взять верх над собой женщина просто не могла, не имела права. Пусть даже он и не знал, в какую игру играет. Если ещё и он перестанет её слушаться, тогда... Что же тогда? Продать зеркало и в монастырь?

«Монастырь? Зеркало? — мысленно повторяла Графиня. — Зеркало? Монастырь? Зеркало? Зеркало... Продать его? Кому? Может, Марии Наплузской?!»

Между тем пауза затягивалась. Храмовник угрюмо молчал.

«Раз... два... — пульсировала жилка на виске. — Три? — отдавалось в голове. — Три... Почему обязательно три? Три... Три чего? Три замка... Три ключа! Три ключа... Три! Ираклий, Жерар и... Рожер! Три ключа!»

— Я к вашим услугам, мадам, — произнёс Жослен. — Я готов.

Агнесса едва удержалась, чтобы не броситься на шею рыцарю. Теперь она знала, вернее, чувствовала, что удастся, непременно удастся, как именно, почему и отчего — не известно, но удастся, удастся, и это главное! Графиня даже сама удивилась, сколь простой показалась посетившая её мысль — как только такое не пришло в голову раньше. Определённо, она была занята не тем, чем нужно!

— О, мессир, — проговорила Агнесса, и тонкие губы её задрожали. — Я восхищена вами! Теперь я вижу, сколь велика ваша любовь ко мне! Но я прошу у вас прощения за то, что позволила себе заставлять вас пройти через столь ужасное испытание. Нет, разумеется, нет, я никогда не собиралась делать того, для чего просила вас пойти со мной. У меня будет другая просьба.

Жослен, не ожидавший уже от возлюбленной ничего хорошего, опять пробормотал что-то насчёт того, что он готов для неё на всё. Однако Агнесса желала, или требовала — кому как нравится, — немногого.

— Вы умеете сочинять стихи? — спросила она, окончательно переходя с ним на «вы», что делала, как правило, или в моменты тихой ярости, или в состоянии буйного восторга.

— Нет, мадам. То есть да... То есть не очень... — начал рыцарь и признался: — Всегда, едва я подумаю о вас, моя голова наполняется стихами. Но стоит мне попробовать записать хоть одни для вас, моя государыня, как все они превращаются в какое-то жалкое мычание! В противное слуху блеяние! Нет, ни воск, ни пергамент, ни бумага не способны передать и мизерной доли того, что я хочу сказать вам.

— Не стоит быть настолько строгим к себе, — пожурила Храмовника Графиня. — К тому же я прошу вас написать послание вовсе не мне.

— А кому? — Сердце Жослена упало — опять? Она любит кого-то другого?! О как же он был слеп! Её речи были лишь уловкой! Представив себе, какое испытание дама сердца приготовила ему на сей раз, рыцарь сделался чернее тучи.

— Кому? — переспросила Агнесса, в глазах которой вспыхивали искорки торжества. — Одной очень важной особе, мой друг... Да не хмурьтесь вы так, Боже мой! Конечно же, это — мужчина, но... моей целью вовсе не является сделать ему приятное. Напротив, я хочу, чтобы строки, которые вы написали, заставили его взвиться от ярости до потолка.