Франкский демон

Если бы белый рыцарь, вопреки правилам, заведённым между людьми благородной крови, пренебрёг законом, наблюдатель оказался бы в незавидном положении, так как не имел ни коня, ни копья, ни даже кавалерийского меча. Вместе с тем стоявший на земле воин не желал не то, что убежать, отойти в сторону, освободив путь всаднику.

«Кто ты?» — спросил смельчак безмолвного и безликого воина и хотя не услышал собственного голоса, ответ всё же получил:

«Твоя смерть».

И как только эти слова прозвучали в голове у того, кому предназначались, белый рыцарь опустил копьё. Однако безоружный воин остался на месте, мужественно глядя на приближавшееся к нему стальное, выкрашенное белилами копейное остриё и закреплённый на рожне белый флажок.

Всадник показал себя опытным рыцарем, он прекрасно знал своё дело. Не сделав ни одного лишнего движения, он нацелил своё оружие прямо в лицо обречённому, но в последний момент передумал и, опустив копьё чуть ниже, воткнул его прямо в шею храбрецу.

«Никогда не думал, что это будет так, — сказал себе тот, чувствуя, как рвутся сухожилия и трещат позвонки. — Так? Значит, так? — спросил он себя и как бы между прочим заключил: — Значит, так... Ведь когда-то же это должно было случиться? Смерть приходит ко всем».

Больше он уже ни о чём не думал. Воин и сам не знал, видел ли он всё, что произошло потом, своими глазами, или это уже душа его, покидавшая тело, смотрела на убийцу со стороны.

Копьё не выдержало, сломалось: видно, слишком крепкой для него оказалась и плоть храбреца, и его кости. Оно разлетелось на несколько кусков, которые медленно, словно на них наложили заклятие, вращались в дрожащем раскалённом воздухе, точно живые. Казалось, обломки эти не хотят упасть на землю, будто зная, что этот странный необъяснимый полёт — последнее, что есть в их жизни, и, едва коснувшись почвы, они умрут, превратятся в ничто, станут ненужным мусором.

Белый рыцарь, точно ангел смерти, сделав то, зачем послал его всемогущий повелитель, исчез. Исчез и конь; оба они, должно быть, превратились в прекрасного белого лебедя, который, взмахнув ослепительно белыми крылами, вознёсся над безрадостным обиталищем смертных и неспешно взмыл к голубому не тронутому безжалостным солнцем небу.

Ренольд знал, что не умер, просто, когда под ним пал конь, сам он ещё какое-то время сражался, стоя на земле, но потом, получив удар по голове, потерял сознание. Когда он пришёл в себя, враги уже протягивали к нему руки. Он приподнялся и увидел рядом на земле других рыцарей, с которыми сражался бок о бок, и среди них практически бесполезного в бою Онфруа, теперь сидевшего и молившегося с закрытыми глазами. Когда победители схватили его, он начал кричать и отбиваться, но князь сказал ему, чтобы не боялся и вёл себя спокойно. Вернее, не сказал, а прохрипел, потому что собственное горло более всего напоминало ему тот самый безнадёжно пересохший колодец, к которому привёл их предатель Раймунд.

Его сиятельство сбежал, не пожелал встретиться с любимым другом — какая неучтивость! И Балиан Ибелинский вместе с закадычным приятелем Ренольдом Сидонским под шумок улизнули: сарацины всегда знали, кто их атакует — получившая к концу ХII века весьма широкое развитие геральдика как нельзя лучше помогала избежать ошибки.

В общем, сбежали почти все, кого султан мог отпустить, надеясь, что они и впредь окажутся полезны ему. Вот только тамплиеры, которые увязались за сеньорами Наплуза и Сидона, их бы Салах ед-Дин за здорово живёшь не выпустил, им просто повезло. Все прочие оказались в плену. Так сеньор Горной Аравии впервые взглянул в глаза грозному противнику, маленькому, каким он показался коленопреклонённому князю, довольно скромно одетому, нервному человечку с жидковатой бородкой — волосы владыки всего Востока здорово поредели после болезни.

Кроме хозяина шатра, воздвигнутого воинами для повелителя посреди поля только что отшумевшей битвы, и его грозной недреманной стражи, всем остальным здесь полагалось стоять на коленях. Тут вновь собрались вместе те, кто ещё два неполных дня назад до хрипоты спорил на военном совете в Сефории, идти или не идти выручать графиню Эскиву и её дам в Тивериаде. Ну что ж, по крайней мере, теперь уж сомнения позади. Правда, сейчас на рыцарях уже не было ни доспехов, ни богатых одежд, ни украшений, а лишь чёрные от пота, грязи, а иной раз и от крови рубахи.

Знатных пленников — незнатных уже заковывали в кандалы, — всего дюжины две лучших людей королевства — построили полумесяцем. (Что-то в этом есть, правда? У одних болезненная тяга к кресту, у других — к полумесяцу). На одном конце его, слева от султана, оказались Гюи де Лузиньян, следом за ним князь Ренольд, дальше его пасынок, потом дед покойного короля-отрока Бальдуэна Гвильом, маркиз де Монферрат, — не сиделось старику у себя в Италии! — и дальше, если можно так сказать, по убывающей до самого центра геометрической фигуры, которую представляли собой побеждённые христиане.