7 августа 1960 г. во всех католических соборах Кубы было оглашено пастырское послание, подписанное архиепископом Гаваны Мануэлем Артеагой и другими архиепископами и епископами Кубы, в котором выражалась озабоченность католической церкви в связи с «возрастающим наступлением коммунизма в стране». Особую тревогу, как видно из текста послания, у кубинской церковной иерархии вызывало «установление тесных отношений с коммунистическими странами, особенно с Советским Союзом»[442]
. 1 1 августа во время телевизионного выступления Фидель Кастро заявил, что систематические провокации «фашистских священников» подстрекаются посольством Соединенных Штатов и режимом генерала Франко в Испании.Франко был возмущен. 14 августа испанское правительство направило ноту протеста против нападок на Иоданию и ее главу, указав при этом на «особую дружбу» к кубинскому народу и неуклонное следование «политике невмешательства во внутренние дела других стран»[443]
.Не только администрация Кеннеди, но и кубинская эмигрантская пресса никак не желали смириться с торговлей Испании с Кубой Фиделя Кастро, что, по ее убеждению, «благоприятствовало этой форме коммунистического режима и этому диктатору». Франко спокойно воспринял эти упреки.
21 января 1965 г. в беседе с Салгадо он сказал: «У нас слишком большие материальные и моральные интересы в этой стране, чтобы отказаться от них, не учитывая последствий и страданий, которые могут коснуться наших соотечественников. Здесь живет очень много испанских семей и тех, кто не будучи уроженцами нашей Родины, являются детьми или потомками испанцев. Наша моральная обязанность — не оставлять их беззащитными… Весь мир знает, что испанское правительство является открыто антикоммунистическим»[444]
.Но соображения взаимовыгодной торговли заставили идти на компромисс: для индустриализировавшейся Испании проблема экспорта стояла не намного менее остро, чем проблема импорта для подвергавшейся экономической блокаде Кубы.
В Вашингтоне надеялись, что на пути развития торговли между Испанией и Кубой непреодолимым препятствием встанет Директива президента Кеннеди от 9 февраля 1963 г., подтвержденная затем соответствующей резолюцией конгресса США, запрещавшая предоставление помощи любому государству, которое в течение 60 дней не примет меры для прекращения доставки грузов с Кубы и на Кубу на своих судах и самолетах. Официальная просьба испанского правительства не распространять эту директиву на торговлю Испании с Кубой была отклонена администрацией Кеннеди.
И негативное отношение к Франко, проявленное американским президентом во время визита Хуана Карлоса, имело своим источником, по-видимому, не только «либеральные» воззрения Кеннеди, но желание предостеречь Мадрид от опасной дружбы.
В установленное протоколом время начались переговоры о продлении испано-американских соглашений о базах.
Официально американскую сторону на переговорах представлял госсекретарь Д. Раек. Испанская дипломатия рассматривала как свое большое достижение повышение уровня представительства по сравнению с 1953 г. Но, как и в 1953 г., на всех стадиях переговоров решающее слово оставалось за военными. Пентагон и его шеф были остро заинтересованы в сохранении баз в Испании, и в намеченный заранее срок, 26 сентября 1963 г., в Нью-Йорке Д. Раек и Кастиэлья поставили свои подписи под документом, который предусматривал продление на пять лет срока действия испано-американских соглашений. В полной мере о содержании соглашений 1963 г., равно как и 1953 г., можно будет судить тогда, когда будут опубликованы секретные статьи этого документа, которые до сих пор никогда не были преданы гласности. Но и тот текст соглашений, который был опубликован, дал основание зарубежной и испанской историографии придти к обоснованному выводу, что новое соглашение не являлось автоматическим продлением прежних военно-экономических соглашений 1953 г.[445]
Согласно «Совместной декларации» испано-американские соглашения получили признание как «часть соглашений по обеспечению безопасности атлантической и средиземноморской зоны».
Мадриду, казалось, удалось добиться того, что Франко в свое время определил как признание равноправия участвующих в соглашении сторон: «Угроза какой-либо из двух стран… — говорится в декларации, — наложит обязательства как на одну, так и на другую страну, и каждая страна предпримет те действия, которые сочтет необходимыми в рамках своих конституционных норм».
Чтобы избежать обсуждения в сенате, подписанные в сентябре 1963 г. соглашения по-прежнему оставались в статусе «исполнительных», а не договора, как хотелось бы кое-кому в Мадриде. Однако и в этом виде соглашения вызвали резкую критику в Соединенных Штатах.