В письме лорду Абердину она выражалась в более резком тоне об этой затее, имевшей, по ее справедливому замечанию, «огромное политическое значение». «Хотят возбудить страсти, и никого нельзя ввести в заблуждение, что это просто дань памяти великому человеку». Ливен отмечала, что «это спектакль, недостойный и нации, и героя, которого хотят прославить. После того как с энтузиазмом утвердили проект перемещения, теперь спорят о цифрах! Неделю находятся в возбужденном состоянии и торгуются! Вот вам французское легкомыслие. Стране за это будет стыдно…». Отмечая, что в Париж со всех концов страны прибывают депутации и что «возобновляется 1789-й год», княгиня, однако, делала вывод, что «все это очень по-французски!»[426]
.Сообщая Гизо о реакции иностранных представителей, она писала 18 мая: «У меня был сегодня утром принц Павел Вюртембергский. Он предвидит всяческие бедствия. Он не понимает, как правительство добровольно ищет повода к смуте и уличным беспорядкам. Он говорил об этом Тьеру и страшно все преувеличивал. Тьер сказал: «Я отвечаю за все, но я один могу сделать это. При всяком другом министерстве это могло бы вызвать революцию». Принц также добавил: «Тьер считает себя кардиналом Ришелье. Ничто не сравнится с его смелостью и самоуверенностью»[427]
.1830–1840-е характеризовались очередным резким обострением Восточного вопроса, явившегося следствием естественного распада многонациональной Османской империи. Османская империя стала узлом международных противоречий, соперничества между Францией и Великобританией за господство в Сирии, Ливане и Египте, с одной стороны, и борьбы всех западноевропейских держав за подрыв и уничтожение влияния России на Ближнем Востоке, с другой стороны.
Преимущества, полученные Россией по условиям Ункяр-Искеле-сийского договора 1833 г., имели следствием сближение интересов Франции и Великобритании, заинтересованных в сохранении статус-кво на Ближнем Востоке (чтобы у России не появился повод для вооруженного вмешательства в конфликт между султаном и египетским пашой). Это приводило к тому, что противоречия между ними отступали на второй план, как только появлялась возможность усиления влияния России в Османской империи.
Стремясь к укреплению позиций Франции в Египте, либералы-орлеанисты весьма своеобразно трактовали принцип целостности Османской империи, под которым они понимали признание суверенных прав не только султана, но и прав, полученных его вассалами (имея в виду, прежде всего, пашу Мухаммеда Али), и сохранение достигнутого статус-кво. Всякие действия, направленные против прав, обретенных египетским пашой, Франция рассматривала как удар по целостности Османской империи.
Для разрешения конфликта между султаном и пашой весной 1840 г. в Лондоне была открыта конференция. В ходе работы Лондонской конференции стало ясно, что именно территориальные разногласия, прежде всего, вопрос о статусе Сирии, стал камнем преткновения в англо-французских отношениях: французское правительство настаивало на передаче Сирии Мухаммеду Али, британская дипломатия энергично выступала против такого решения, полагая, что потеря пашой Египта этой провинции будет означать ее потерю для Франции. Правительство Тьера, действуя независимо от участников конференции в Лондоне, попыталось выступить в роли посредника и добиться двустороннего соглашения между султаном и пашой с выгодой для Франции. Об этих закулисных переговорах стало известно в Лондоне. В результате в изоляции оказалась сама
Франция: 15 июля 1840 г. без ее участия была подписана Лондонская конвенция. Гизо узнал о ее содержании только спустя два дня. Лондонская конвенция явилась одним из переломных моментов в истории Восточного вопроса. Она не только констатировала принцип закрытия проливов, изолировала Францию, но и наметила широкую программу нового вмешательства европейских стран в дела Османской империи. На основе Лондонской конвенции была подготовлена и проведена Сирийская экспедиция 1840 г., направленная как против Мухаммеда Али, так и против Франции, в которой приняли участие английские и австрийские военно-морские силы.
Подписание Конвенции привело к серьезному осложнению международной обстановки, вызвав обострение взаимоотношений Франции с Великобританией, Пруссией, Россией и Австрийской империей. Правительство Тьера в спешном порядке стало проводить мероприятия по увеличению вооруженных сил Франции, планируя довести их численность до 900 тысяч. Эти приготовления Тьер рассматривал как оборонительные, как средство оказания давления на страны, подписавшие Лондонскую конвенцию, с целью изменения ее условий. И только если державы не пойдут на уступки Франции, она могла прибегнуть к силовым методам.