Франсуа Гизо: политическая биография

Возвращение Гизо в Париж еще больше укрепило узы, связывавшие его с княгиней Ливен. По словам видного французского исследователя П. Тюро-Данжена, отношения между ними представляли «странное зрелище». Он писал об «общеизвестной близости между главным хранителем всех государственных секретов и иностранкой, которая совсем недавно играла одну из ключевых ролей в дипломатии враждебного Франции монарха»[433]. Между тем Ливен была настоящим другом, и у Гизо не было повода сожалеть о своей доверительности. Далеко не все современники разделяли это мнение, полагая, что княгиня могла использовать Гизо в своих интересах. Так, например, Виктор Гюго приводит полушутливые-полусерьез-ные слова короля Луи Филиппа по этому поводу, сказанные им министру внутренних дел Дюшателю: «Неужели у Гизо нет ни одного друга, который бы дал ему полезный совет? Он, должно быть, плохо знает этих северных женщин. О, с ними нужно быть очень осторожным. Если такая женщина имеет дело с человеком моложе себя (пусть даже на один год! – Н.Т.), она высосет из него всю кровь»[434].

Ливен весьма позитивно оценивала назначение Гизо на пост министра иностранных дел, считая его важным шагом на пути к стабилизации внутриполитической ситуации во Франции. Она писала своему другу лорду Абердину 16 ноября 1840 г.: «Приход Гизо к власти вызвал живое чувство удовлетворения и доверия со стороны одних, негодование и ненависть у других… Оппозиция напугана. Улицы стали спокойнее… Котировки на бирже повысились, все вернулось в нормальное русло»[435]. Кроме того, она подчеркивала миролюбивые заявления Гизо и его стремление к восстановлению «европейского концерта» и отмечала, что «заграница, особенно Англия, продемонстрировала свою поддержку такому стороннику мира и порядка, в которой было отказано министерству смутьяна и фанфарона (как вы его очень хорошо назвали)»[436] (имеет в виду А. Тьера. – Н.Т.).

Однако в первое время многие наблюдатели как во Франции, так и за ее пределами были уверены в непрочности и недолговечности нового министерства во Франции. Что касается Ливен, то проницательность не изменила ей и на этот раз. Она с самого начала понимала, кто является истинным главой кабинета. Княгиня писала брату Александру 20 января (1 февраля) 1841 г.: «Г-н Сульт – это только глава номинальный, Гизо – реальный глава кабинета»[437]. Сульту, по ее словам, такая ситуация вовсе не нравилась, он даже угрожал подать в отставку: «Он говорит, что Гизо совсем не учитывает его мнения, что король его называет «мой добрый маршал», говоря о нем депутатам, и что он не намерен быть добрым маршалом короля»[438].

Министерство Сульта – Гизо, стремясь вывести Францию из международной изоляции и урегулировать конфликт мирным путем, в то же время продолжило линию правительства Тьера, направленную на увеличение военно-морского потенциала Франции. Выступая против чрезмерного роста вооружений, предложенного Тьером, Гизо был солидарен со своим предшественником и политическим оппонентом относительно необходимости возведения укреплений вокруг французской столицы, подчеркивая оборонительный характер этих сооружений.

Вопросу об укреплениях большое значение придавал сам король Луи Филипп; это был его своеобразный идефикс. По словам посла Российской империи во Франции графа П.П. Палена, эта идея не прекращала занимать внимание Луи Филиппа с момента «революции, возведшей его на трон». Проект попытались реализовать в 1833 г., но тогда против него решительно выступила французская пресса и общественность, считая, что правительство намеревалось укрепляться не столько от внешнего врага, сколько от врага внутреннего, то есть своего народа. Эта двойственная функция планируемых укреплений была подмечена и иностранными наблюдателями. Так, граф Пален доносил, что укрепления вокруг Парижа, по мнению короля Луи Филиппа, должны были не только «защитить город от иностранного вторжения, но и, главным образом, служить для более легкого подавления его жителей в случае восстания». Кроме того, дипломат отмечал, что на начавшихся работах по возведению укреплений из задействованных на строительстве 50 тыс. рабочих, 40 тыс. являются солдатами. «Эти работы, сосредотачивая большую массу войск вокруг Парижа, предоставят правительству новые возможности для поддержания порядка в столице и во всей стране», – писал он[439].

С тех пор, по словам посла, Луи Филипп искал «первую удачную возможность, чтобы реализовать взлелеянную им мысль, в реализации которой он видел гарантию порядка и внутреннего мира, и особенно гарантию против всяких попыток ниспровергнуть правящую династию»[440].

* * *