– Иначе говоря, вы ведете дело так, чтобы остаться у власти навсегда?
– О, разумеется! Я молод и я знаю отлично, что когда-нибудь я укреплю свои позиции; но когда это будет, я не знаю. Увидим. Но если г-н Гизо соскучится в Лондоне, я устрою его здесь»[419]
. Как известно, Гизо «соскучился» весьма скоро и 29 октября того же года возглавил министерство иностранных дел в кабинете Н. Сульта.Гизо также, помимо трогательного выражения своих чувств, в своих письмах создавал яркие портреты людей, с которыми он встречался в Великобритании и описывал события, свидетелем которых он являлся. Вскоре после приезда в Лондон он встретился с герцогом Артуром Веллингтоном: «Я видел герцога Веллингтона, – писал он 6 марта 1840 г. – Грустное зрелище, такое же грустное, какое представляет Поццо (имеет в виду бывшего посла России во Франции графа К.О. Поццо ди Борго. –
Гизо весьма увлекательно описывал состояние высшего лондонского общества, например, концерт у королевы Виктории, где звучала «прекрасная, но холодная музыка»: «Королева следила за исполнением, по-видимому, с большим интересом, чем ее гости. Принц Альберт дремал. Она взглядывала на него, улыбалась, но, по-видимому, досадовала и толкала его локтем. Он просыпался и, проснувшись, выражал одобрение, кивая головою, затем снова засыпал. Тогда королева опять принималась будить его»[421]
.Через три месяца после приезда в Лондон Гизо было поручено вести переговоры с английским правительством относительно возможности перевозки останков Наполеона с острова св. Елены в Париж. Эта идея являлась давней затеей Тьера. Убежденный, что Франции нечего опасаться угрозы бонапартизма, он стремился доказать французам, что из всех политических деятелей Июльской революции именно он был самым пламенным патриотом.
7 мая 1840 г. Гизо получил письмо Тьера, в котором ему предлагалось начать переговоры с лордом Пальмерстоном по этому вопросу. В тот же день посол виделся с английским министром и получил от него согласие. «Вот истинно французская просьба, – писал Пальмерстон своему брату, показывая этим, что он вполне понимал, насколько опрометчив был этот шаг французского правительства. – Но с нашей стороны было бы нелепо отвечать отказом. Поэтому мы решили дать свое согласие как можно скорее и охотнее»[422]
.В официальной депеше лорду Гренвилу, английскому послу в Париже, Пальмерстон, намекая на национальную вражду между английским и французским народами, отмечал: «Правительство Ее Величества надеется, что если подобные чувства существуют до сих пор, они будут погребены в могиле, в которую будут опущены останки Наполеона»[423]
.Почему Пальмерстон так легко уступил просьбе французской стороны? Вероятно, он надеялся отстоять свою позицию в более важном Восточном вопросе, для урегулирования которого Гизо и был направлен в Лондон. К тому же Пальмерстон полагал, что перезахоронение праха Наполеона только ослабит Францию, поскольку дестабилизирует внутреннюю ситуацию в стране и создаст немалые затруднения для правительства.
10 мая Гизо сообщил Ливен об успехе своей миссии: «Я провел за три дня переговоры по одному делу, которое наделает немало шума. С лордом Пальмерстоном приятно иметь дело, когда он одного мнения с вами. Он ведет его быстро и без фокусов»[424]
.Со своей стороны, Ливен писала Гизо о реакции во Франции на это событие и выражала опасения, что эта акция может иметь негативные последствия для социального порядка и спокойствия во Франции. Она писала 13 мая: «Воспретят ли семейству Бонапарта присутствовать при погребении его останков? Это было бы неслыханной несправедливостью. Но дозволить это было бы опасно. Так как эта церемония придется, быть может, на момент новых выборов, то не будет ли это подстроено левой? Словом, все это довольно странно… Я нахожу, что одинаково трудно позволить это и запретить. Несомненно одно, – что вы создали себе этим очень большие затруднения»[425]
.