Франц Иосиф уже успел заметить, что «Ахиллеон» перестал доставлять радость императрице, но того, что, едва закончив строительство виллы, она пожелает продать её, он не ожидал, и советует Елизавете всё как следует обдумать: «Валерия с её, возможно, многочисленными детьми и без денег, которые ты намереваешься выручить от продажи своего дома, не умрёт от голода... Во всяком случае, это дело следовало бы провести с максимальной осмотрительностью и достаточным тактом, чтобы всё выглядело прилично. Оно и так вызовет немало кривотолков... Для меня в твоём намерении есть и огорчительный момент. Втайне я надеялся, что ты, закончив столь близкую твоему сердцу стройку в Гастури, по крайней мере, большую часть того времени, которое, к сожалению, проводишь на юге, станешь спокойно жить в своём новом владении. Теперь этим надеждам не суждено сбыться, и ты опять примешься часто путешествовать и странствовать по свету». Императрица временно отказывается от своего плана, однако мысль избавиться от того, что способно привязать её к одному месту, не покидает Елизавету.
В мае Елизавета возвращается в Лайнц, где празднуют помолвку её внучки Августы, дочери эрцгерцогини Гизелы, с эрцгерцогом Йозефом Августом. В июне месяце после длительного перерыва императрица вновь появляется на приёме в придворном обществе. Посол принц Рейсо находит, что она выглядит не лучшим образом и сильно постарела, однако его радует её появление на людях, потому что это опровергает не прекращающиеся больше слухи о её душевной болезни.
Елизавета стремится опровергнуть продолжающиеся измышления относительно состояния её духа, о которых узнала от Иды Ференци, своей преданной подруги. Ничего удивительного, что подобные разговоры не стихают, ибо всё, что делает Елизавета, необычно, а её принадлежность к баварскому роду, об особенностях представителей которого люди недостаточно осведомлены, подталкивает к далеко идущим выводам. Ещё не улеглись страсти, возникшие из-за короля Людвига II, сведения о жизни нынешнего короля Баварии, совершенно безумного Отто, которые время от времени просачиваются, ужасны. Он ведёт скорее животный образ жизни, не переставая беседует с отсутствующими лицами или часами неподвижно стоит в углу комнаты в некоем оцепенении, наклонившись вперёд, полузакрыв глаза и вытянув вперёд руку, не обращая ни малейшего внимания на своих приближённых. Елизавету, естественно, страшит, что её поставят на одну доску с таким больным, и поэтому ею владеет одна-единственная мысль: прочь, прочь отсюда, на чужбину, чтобы не слышать ничего подобного.
11 ноября императорская чета наносит визит великой герцогине Саксонской в немецком посольстве в Вене. Елизавета опять чувствует себя словно на раскалённых углях. Вскоре она опять намерена отправиться в путешествие.
— Теперь я готовлюсь стать прабабушкой, — говорит она принцу Рейсу, имея в виду замужество своей внучки Августы, — и мне, пожалуй, будет позволено всё больше отрешаться от общества.
На этот раз Елизавета берёт с собой в путешествие Христоманоса. Место Нопчи занимает генерал-майор Адам фон Берзевичи, который слывёт в армии замечательным наездником. В январе 1863 года он держал пари, что, сидя задом наперёд на своей полуобъезженной лошади, проскачет весь тренировочный городок с восемью препятствиями при школе инструкторов верховой езды. Ему разрешалось один раз упасть, но и это облегчение ему не потребовалось: бравый гусарский офицер выиграл пари без падений. В своё время эта история произвела на Елизавету неизгладимое впечатление. Энергичный и по-военному прямой, Берзевичи обладает здоровым чувством юмора и не лезет в карман за словом даже в разговоре с Её величеством, что Елизавета особенно ценит в людях.
Расставаться с императором, эрцгерцогиней Валерией и фрау Шратт — с теми, как она выражается, «тремя единственными корнями, которые удерживают её на этой земле», Елизавете нелегко.
1 декабря она уезжает в Мирамар, а оттуда сразу же отправляется дальше — в Алжир. Францу Иосифу расставаться с женой тоже было чрезвычайно тяжело. «Я с трудом привыкаю к одиночеству, — пишет он ей. — Мне очень не хватает тех редких минут, когда мы завтракали, и совместных вечеров, и я уже дважды был в твоих комнатах. Правда, вся мебель там занавешена, но всё там напоминает мне о тебе».
Елизавета получает тёплые письма от императора на Рождество и Новый 1893 год: «Преданно любя тебя, я желаю тебе счастья и благословения Всевышнего и прошу тебя и впредь оставаться такой же доброй и снисходительной. Впрочем, для нас «счастье» — неточное выражение: достаточно будет немного покоя, доброго согласия и поменьше, чем прежде, несчастий.
Будь и в наступившем году терпимой к моему возрасту и моей бестолковости, которая неуклонно возрастает. Твоя доброта и забота, а также дружба фрау Шратт — вот единственные светлые моменты в моей жизни. Я постоянно с бесконечной тоской думаю о тебе и уже сейчас радуюсь встрече, к сожалению, ещё такой нескорой».