Я знаю многих, отличавшихся и творческой сверхэнергией, и талантами, были они признаны – не широкой публикой, но неким творческим кругом и кругом своего поколения. Их деятельность (называвшаяся часто «авангардом») требовала условий полной вольготности. Не представляю себе сегодня Сашу Башлачева, даже Цоя, при продюсере, платящем за минуты на телевидении, аренды залов, требующего с подопечного автора соответствия ожиданиям публики. Не представляю себе Сережу Курехина, укрощенного медийными законами. Все они погибли молодыми. Из оставшихся одни влились в процесс, на противлении которому зиждилось их творчество, другие заскучали в новой российской религии – рыночной.
Хвостенко остался «нетронутым» – ровно каким был. Наверное, благодаря Парижу, для которого Хвост – не диковинка. Подобным образом жили и творили Антонен Арто или Борис Виан. Хвосту – 60. Не повзрослел, не остепенился, не посолиднел, не накопил к жизни претензий.
Слава все же настигла Хвостенко. В 2004 году казалось, что его уже вписывают в официальную «обойму», но в декабре он внезапно умер, оставшись «дедушкой русского андерграунда» и присоединившись к целой плеяде русских художников XX века, которым Франция подарила свободу творчества.
2006
Путешествие во времени
В последние десять лет путешествия для меня стали тем же, чем когда-то были книги. Книги теперь редко становятся откровением, а путешествия часто. Особенно Франция. Потому что она разнообразна и объемна: на ее территории въяве соседствуют тысячелетия. Франция часто оказывалась эпицентром Истории и всегда стояла на ее главной дороге. Дорога эта идет вокруг Средиземного моря.
Последняя поездка подарила мне неожиданный ракурс. Мы говорим, что Россия отстает от «развитых» стран, но звучит это расплывчато: в чем отстает, на какой срок. Корень отставания, думается мне, прост: развитие начинается с очеловечивания земли, то есть когда каждый квадратный метр принадлежит человеку. Он его возделывает, делает частью не природы, но культуры. Культуры виноделия или культуры гуманитарной: когда разные человеческие смыслы оспаривают те или иные земли, храмы, крепости, или уже не оспаривают, а хранят, изучают, совершенствуют.
В России земля не была и уж вряд ли станет безоговорочной собственностью: бо
льшая часть – бурьян и мерзлота, на меньшей алчные властители тысячу раз переделивали и перекраивали всё каждый в свою пользу. Находясь, в принципе, на периферии Истории, на ее далеком плацу, Россия никогда не захотела остановиться в дележе, в системе правил, потому здесь всё, кроме Кремля, – времянка, а земля – ресурс для выкачивания сиюминутных денег. Есть другие Истории – юго-восточно-азиатская, индейская, арабская, но с ними Россия себя никогда не соотносила. «Москва – третий Рим». Амбиции России всегда были одними и теми же: прижиться к той Истории, которую мы обозначаем как до н. э. и н. э. Не все даже понимают, почему в другой части мира такого летосчисления не существует.Иван Грозный присоединял территории, чтоб Москва попала в Историю географически, Петр Первый надеялся, что достаточно всех переодеть в европейское платье и построить итальянский Петербург, Елизавета поняла, что надо еще и образовывать, открыла Университет, Екатерина отсекла чернь, чтобы войти в Историю одним царским двором, Николай Первый навел порядок и дисциплину, казнив декабристов, Александр Второй поспешил отменить рабство, давно отвергнутое Историей, а Сталин решил страну закрыть и превратить в миф: чем меньше знают, тем больше будут уважать. Хрущев, осознав, что земными делами России в Историю не войти, занялся космосом. Земля же так и валялась под ногами, составляя симбиоз с человеком только как поле брани.
По насыщенности Россия кажется меньше Франции, будто сложили сюда края разных земель, которые не удалось вочеловечить. Края золотые, 40 % мировых природных ресурсов. Должно было раскинувшееся здесь царство быть богаче всех, но Россия бедна, потому что своей ее делали и делают не обитатели, а сотня-другая быстро меняющихся сюзеренов. Во Франции я нашла место, где времена можно сопоставить: XIII век во Франции – это XX век в России.