Франция. Страна королей и пяти республик

Сент-Эмильон – столица бордоских виноделов, пропитанный солнцем славный городок, с красными черепичными крышами и выдолбленной в известняковой скале церковью, известен не только благодаря великолепным красным винам, которые здесь производятся, но и как родина одного из виднейших деятелей «умеренного» крыла французских революционеров, жирондиста Эли-Маргерит Гаде. Жирондой во времена Великой французской революции называли департамент на Юго-Западе Франции, часть Аквитании со столицей в Бордо, а жирондистами – депутатов Конвента от этого региона. Жирондисты были умеренными – они не разделяли радикальных, жестоких и кровавых идей левого крыла Конвента – якобинцев.

Многие из них были арестованы и казнены в Париже, семерым удалось бежать в родную Аквитанию. Целью беглецов был городок Сент-Эмильон, где жили родные опального депутата Гаде и где его друзья рассчитывали укрыться. Сент-Эмильон, как и весь регион Жиронды, живет виноградом едва ли не два тысячелетия. В Средние века эта область принадлежала английским королям. На содержание старшего сына английского короля отводилась только подать с бордоского вина, которое в Англии называлось кларетом и продавалось по пенсу за галлон.

Сент-Эмильон расположен на правом берегу реки Дордонь, на склоне высокого холма. История Сент-Эмильона ведет свой отсчет с VIII в. Именно тогда винодельческая деревушка в провинции Либурн была названа в честь монаха-отшельника Эмильянуса. Согласно преданию, Эмильян обосновался в пещере с источником, обладавшим, как считали местные жители, чудодейственной силой. Отшельник Эмильян был канонизирован римско-католической церковью и причислен к лику святых.

Жирондисты Гаде, Бюзо, Петион, Салль, Барбару, Валади и Луве де Кувре пришли в Сент-Эмильон отверженными беглецами, тайно, под чужими именами и с поддельными документами. Шли они в основном ночью или в сумерках, когда пустели дороги Юго-Западной Франции, а запах далекой Атлантики струился над теплой землей и смешивался с ароматом виноградной лозы.

Их было семеро – бывших депутатов Конвента от департамента Жиронды, а ныне – изгнанников, бежавших из Парижа от якобинского правосудия. Совсем недавно они пережили мучительное поражение. Они не смогли свалить якобинцев. Мадемуазель Гильотина по-прежнему стояла на парижской Площади Революции, бывшей Пляс де Грев, и дожидалась их голов. А рядом с Мадемуазель стоял милый человек в сером – с лицом, таким же серым, как и его костюм, невенчаный муж своей «малышки» – мсье Сансон, главный палач Революции. Сансону было все равно, кого казнить – короля, королеву, аристократов или оказавшихся в немилости революционеров. Всем в Париже заправлял Робеспьер, эта высохшая мумия в седеньком паричке, мужчина, в котором не было ничего мужского, поскольку женщинам он предпочитал напыщенные и скучные фразы о Добродетели, фанатик, пытавшийся втиснуть горячую и живую жизнь в прокрустово ложе своих теорий.

Жирондисты хотели повернуть вспять кровавую бойню, вернуться от повального безумия к реформам, к переустройству общества на новых началах. Они были романтиками от революции, забывшими о том, что нельзя остановить Мадемуазель Гильотину и тех, кто воет от восторга у ее подножия, пока «Малышка» не напьется досыта человеческой крови и не станет тошно всем добровольным участникам кровавой оргии. Но пресыщение еще не посетило души парижских любителей жестоких зрелищ.

Бывшего мэра революционного Парижа и первого председателя Конвента Жерома Петиона де Вилльнев одни называли «добродетельным», другие – «девицей», а третьи, самые близкие, «тетушкой». Петион был, конечно, занудой и брюзгой и слишком много твердил о добродетели, но трусом его не называли даже враги. Явную и неистребимую дружескую симпатию Петион испытывал к «носачу Бюзо», своей полной противоположности, – веселому и азартному.