Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Понятно поэтому «страстное желание» Ришелье сохранить во что бы то ни стало мир с гугенотами. Но в предвидении неотвратимого с ними разрыва и необходимости войны на два фронта Ришелье уже в апреле стал подготовлять почву, намереваясь получить от духовенства значительную денежную помощь на войну с гугенотами. Из его переписки с д'Анкром явствует со всей определенностью, что правительство имело еще одну возможность получения быстрой и эффективной помощи. Испания не только предлагала, но прямо навязывала правительству свои войска, находившиеся во Фландрии и западной Германии, под командованием Спинолы. Нечего и говорить, что такая «помощь» была бы опаснее врага и означала на деле испанскую интервенцию. Ришелье совершенно искренне всячески стремился ее избежать,[1010] но дальнейший ход междоусобицы мог привести к такому финалу и помимо его воли.

Собравшись в Ларошели 15 апреля, гугенотская конференция выжидала исхода военных операций в Иль-де-Франсе. Осада Суассона затягивалась, а от ее исхода зависело многое. Но, как известно, кончилась она совершенно неожиданным образом, в связи с чем пришлось изменить позицию и гугенотам.

Казалось, готовы были оправдаться слова Дюплесси-Морне о том, что гражданская война, будучи подавлена в одном месте, неизбежно вспыхивает в другом. В марте отчетливо обозначился третий очаг смуты. Возникла так называемая «третья партия». В нее входили все вельможи и губернаторы, считавшиеся до тех пор «лояльными»; Ледигьер, Монморанси (губернатор Лангедока), Бельгард (губернатор Бургундии), д'Аленкур (губернатор Лиона), д'Эпернон и другие. Они решили набрать армию в 35–40 тыс. человек (часть ее уже была набрана, так как Ледигьер и д'Эпернон располагали значительными военными силами) и идти на Париж, чтобы «освободить короля от тирании д'Анкра». А для сего они конфисковали в своих провинциях всю королевскую казну («для блага короля») и предложили гугенотам соединиться с ними. На стороне этой «третьей партии» выступили даже парламенты соответствующих провинций (Тулузы, Бордо, Гренобля и Дижона).[1011]

В лозунгах и в образе действий третьей[1012] партии не было ничего, что отличало бы ее от сражавшихся с королевской армией в Шампани и Иль-де-Франсе вельмож или от гугенотских грандов. Ее выступление на политическую арену означало дальнейшее расширение дворянско-аристократического мятежа, втягивание в него губернаторов и вельмож всех провинций, вплоть до самых отдаленных. Казавшееся близким поражение грандов на востоке страны означало победу правительства над одной из группировок феодальной аристократии, но эта победа ставила под угрозу привилегии и права всех губернаторов. Отсюда их заинтересованность в отпоре правительству. Раздоры и распри в среде вельмож мешали им образовать дельную и монолитную партию и одновременно выступить против правительства в защиту своих кастовых интересов. Но успехи правительства неизбежно вызывали выступления всех прочих грандов. В XVI в. размежевание между ними (очень нестойкое) проходило по признаку вероисповедания. В начале XVII в. этот признак исчез почти совсем, и резче проступило размежевание по группам провинций (юг, запад, восток, центр). Но и оно не являлось определяющим, так как возникновение тех или иных группировок грандов зависело от многих частных причин. Итак, правительство было поставлено перед фактом нового мятежа в южных и западных провинциях страны.

Ришелье попытался всякими уступками в частных вопросах задержать открытое выступление третьей партии. Он одаривал ее вождей, предоставляя им военные должности, торговался с Ледигьером относительно предоставления ему новых губернаторств (Ледигьер желал получить Гиень).[1013] Правительство всеми силами стремилось поскорее закончить военные операции против Мэна и Невера, чтобы развязать себе руки и встретить с достаточными силами войска третьей партии или же вступить с ними в переговоры, опираясь на одержанную победу и значительную армию.[1014]

Угроза дальнейшего расширения смуты чрезвычайно осложняла внешнеполитическое положение Франции. Яков I вознамерился созвать конференцию английских и французских кальвинистов для обсуждения якобы чисто религиозных вопросов.[1015] Ришелье не мог не усомниться в истинности такой мотивировки, так как англо-французские отношения продолжали ухудшаться. Выяснилось, например, что, обещая французскому правительству не оказывать тайной помощи принцам, Яков I собирался оказывать ее открыто. Констатируя полный провал попытки склонить Англию на сторону правительства, Ришелье предписал своему чрезвычайному послу немедленно вернуться во Францию.[1016]