Правительству предстояла война с грандами на северо-востоке и в центре при наличии опасности возникновения ее и в гугенотских провинциях.
Гиз выехал в армию в феврале, но только в начале марта взял небольшую крепость в восточной Шампани, Ришкур. В это же время Монтиньи овладел несколькими мелкими пунктами в Нивернэ. Гранды ответили на это торжественной декларацией от имени «принцев, герцогов, пэров, коронных чинов, губернаторов провинций, сеньеров, дворян, городов и коммун, объединившихся для восстановления власти короля и сохранения королевства»,[972]
в которой призывали всех поддержать их усилия и спасти короля от тирании д'Анкра. Несомненно, агитация против итальянца удалась им теперь лучше, чем в предыдущем году. Имя маршала произносилось с проклятиями по всей стране; он стал воплощением всех бед, принесенных междоусобицей. В столице установился полицейский террор, и на площадях были воздвигнуты виселицы. В феврале и в марте публично казнили двух дворян, вербовавших наемников для грандов, причем дворянство попыталось спасти осужденных, но безуспешно. Швейцарцы окружили эшафот плотным кольцом, чтобы оттеснить волновавшуюся и роптавшую толпу.[973]Правительство лишило грандов и их приверженцев всех должностей.[974]
В провинции Мэн были отставлены все чиновники герцога и заменены королевскими.[975] Но эти решительные и крутые меры были скорее декорацией. На деле, правительство в целом и Ришелье в частности вынуждены были вести себя совсем иначе. Обнаружилось, что королевская армия, состоявшая из дворян под командованием вельмож «королевской» партии, была мало приспособлена для войны со своими же собственными собратьями по сословию и плохо повиновалась правительству. Гиз действовал настолько медленно, что Ришелье пришлось направить к нему в качестве подстрекателей (и шпионов) двух офицеров, а когда их. прибытие в армию привело к скандалу — он уступил и извинился.[976] Письма Ришелье к Гизу наполнены просьбами поторопиться, письма ко роля (писанные тем же Ришелье) полны такими же приказами.[977] Гиз не потрудился даже сообщить официально о взятии Ришкур а, и Ришелье узнал об этом от посторонних лиц.[978] Монтиньи действовал примерно в таком же духе. Королю пришлось несколько раз приказывать Гизу и Монтиньи срывать замки и крепости сразу же после овладения ими.[979] Ришелье послал в армию Монтиньи своего брата, маркиза Ришелье,[980] чтобы иметь достоверную информацию и воздействовать на маршала в соответствующем духе. Он писал брату 14 марта: «Ради бога, ускорьте дела всеми доступными средствами и спешите начать осаду города Невера».[981] Но все эти меры мало помогали. Осады городов затягивались, драгоценное время утекало. Если так осуществлялось руководство армией, то по отношению к отдельным командирам отрядов, находившихся вдалеке от Парижа, невозможно было применить никаких мер воздействия. Восемь раз в течение двух месяцев Ришелье давал распоряжения полковнику Сен-Шамону, требуя его прибытия с полком в армию Монтиньи (куда срочно требовалось подкрепление), но тот так и не исполнил приказа.[982] Гвардейскому полковнику Витри 9 марта было дано распоряжение отправиться в шампанскую армию, но он умудрился 3 недели не отправлять своей роты,[983] а сам так и остался в Париже (он был в заговоре и 24 апреля убил д'Анкра; отсюда его нежелание покидать Лувр). В разгар военных действий и в пору натянутых отношений с д'Эперноном Ришелье был вынужден обращаться к нему для утверждения кандидатов на вакантные офицерские должности,[984] так как без согласия д'Эпернона (как генерального полковника всей французской пехоты) эти назначения не имели бы силы. Стремясь задержать по дороге отряды, набранные для грандов в Севеннах, Ришелье писал лионскому губернатору д'Аленкуру (сыну Вильруа): «Заклинаю вас всем, чем только могу, помогите хоть чем-нибудь».[985] На общем фоне льстивого и пышного эпистолярного стиля епископа Люсонского такие фразы звучат как выражение его крайнего нетерпения, почти отчаяния.С дворянами надо было торговаться, покупать их верность посулами, дарами, военными должностями; их надо было переманивать от грандов, улещивать их любезностями.[986]
Легкой кавалерии не было выплачено жалованье за предыдущие месяцы; она потребовала его в конце марта. Война была в разгаре и медлить не приходилось: оплата была произведена быстро. Король (т. е. Ришелье) писал при этом Гизу: «Рассудите из этого, что, поскольку я так исправно оплачиваю мои войска, резонно требовать от них такой же исправной службы».[987] Иными словами, король и его армия были связаны скорее отношениями наемничества, а не воинским долгом, верностью монарху и т. п.С такой неповоротливой, пропитанной еще феодальными отношениями и нравами армией Ришелье должен был осуществлять задуманный план, заключавшийся в энергичном и быстром натиске на грандов.