С середины февраля Ришелье слал французским послам в Италии оптимистическую информацию: у короля будет большая армия (25 тыс. пехоты и 5 тыс. кавалерии, не считая немецких и фландрских наемников); не будет недостатка и в деньгах. Гранды слабы и даже в Германии не могут найти для себя помощи. Уже через неделю король намеревается быть в Реймсе и оттуда руководить операциями, которые не потребуют много времени.[960]
Такая информация (которую, кстати, кроме как в Италию, никуда нельзя было послать, так как на Севере ее сразу же оценили бы по достоинству) преследовала цель создать в профранцузских ломбардских государствах хотя бы некоторую уверенность относительно Франции и усилить их позиции в предстоящем примирении ломбардских государств силами испанской дипломатии, которая не преминула бы добиться при этом обеспечения своих интересов.[961]Поскольку благодаря королевским гарнизонам, расставленным в шампанских городах, гранды оказались прижатыми к северо-восточной границе, путь в центральную Францию для их армии был закрыт. Этот барьер они так и не смогли преодолеть за всю кампанию. Он же закрывал свободный доступ к грандам для дворянства прочих провинций. Поэтому в 1617 г. в их армии не наблюдалось такого значительного скопления родовитых дворян, как в предыдущие годы. Кроме того, почти вся савойская армия состояла из французских дворян, которые не смогли присоединиться к принцам.
Однако манифесты грандов отнюдь не прошли бесследно. Они проникли во все провинции и вызвали повсюду немалое смятение среди дворянства и населения городов. Но эти настроения имели, в основном, пассивную форму, поскольку гранды были изолированы от остальной страны.[962]
Впрочем в январе — феврале значительной королевской армии с д'Овернем во главе пришлось пройти по областям Мэна и Перша и рассеять начавшееся было скопление дворянства. В Мансе была даже снесена цитадель, а в других городах, принадлежавших Неверу и герцогу Мэну, расставлены королевские гарнизоны.[963]Все свои военные силы гранды разместили по городам и крепостям: восточной части Шампани и Иль-де-Франса. В ближайшее время они ожидали подхода новых отрядов из набранных в Германии и Фландрии наемников. Кроме этих районов, создался еще один очаг войны в апанаже герцога Невера, в Нивернэ, куда его жене (вместе со значительной дворянской клиентелой) удалось ускользнуть из Шампани и где она заняла город Невер и другие крепости.
В результате королевскую армию пришлось разделить на три части: одна действовала в Шампани (под командованием Гиза), другая — в Иль-де-Франсе (под командованием д'Оверня) и третья — в Нивернэ (под командованием маршала Монтиньи). Армия Гиза насчитывала да 10–11 тыс. пехоты (швейцарцы и только что набранные французские полки) и 2,5 тыс. человек кавалерии. Ее должны были усилить ландскнехты и рейтары Шомбера[964]
(которые успели достичь только границы, так как с убийством д'Анкра война моментально прекратилась). Армия в Пикардии и Иль-де-Франсе состояла примерно из такого же количества пехоты и 2 тыс. всадников. Кроме швейцарцев в ней была фландрская пехота.[965] Армия Монтиньи сперва состояла только из легкой кавалерии и двух пехотных полков; затем она была усилена до 9 тыс. человек.[966]Военные действия, в точном смысле слова, развернулись на ограниченной территории: в северо-восточном углу Шампани (между Ретелем и Седаном), в северной части Иль-де-Франса и в смежных районах Пикардии (от Суассона до Сен-Кантена) и в Нивернэ. Но передвижения королевских войск происходили по всей северо-восточной части Франции, и население тяжело страдало от постоев и грабежей. Юго-запад был ареной враждебных действий ларошельцев и д'Эпернона. Расставленные в городах королевские гарнизоны оплачивались из местных средств.[967]
Вследствие этого война в той или иной мере ложилась тяжелым бременем на всю страну.Особенно обеспокоено было правительство подозрительным поведением гугенотов. Еще в январе стало ясно, что с присоединением Беарна необходимо подождать, так как оно было совсем не ко времени.[968]
Позиция гугенотов становилась все враждебнее, и в начале февраля они решили созвать в Ларошели окружное собрание. «Народ (в Ларошели) с яростью добился этого, и городской совет не посмел воспрепятствовать».[969] Правительство, так же как и ларошельский муниципалитет, не решилось запретить это собрание, хотя оно созывалось явно не для мирных целей. «Раз идет война, — говорили от имени партии гугенотские гранды, — то и мы будем вооружаться».[970] Позиция гугенотских городов была двойственной. Общее смятение умов в связи с тем, что большинство населения отделяло короля от правительства д'Анкра, коснулось и гугенотской буржуазии, но все же подвинуть ее на открытое выступление было нелегко. Отражая ее настроения, Дюплесси-Морне в письмах к прежним государственным секретарям все время указывал на несвоевременность войны в неспокойной стране и заклинал пощадить бедный народ, «которому стало уже совсем невмоготу».[971]