Франция в начале XVII века (1610–1620 гг.)

Имеющийся ныне в распоряжении исследователей материал, при всей его неизбежной пестроте и неравномерности, все же позволяет наметить (хотя бы в общих чертах) присущие Франции особенности процесса первоначального накопления и выяснить важнейшие отличия французского «варианта» от классического английского типа, столь глубоко исследованного Марксом в знаменитой 24-й главе первого тома «Капитала». Важно отметить, что в этой же главе — частично в тексте, частично в примечаниях — содержатся хотя и сжатые, но важные и интересные замечания, касающиеся Франции, позволяющие до известной степени уяснить соображения Маркса о специфике французских явлений.

Экспроприация земли у сельского населения и развитие срочной аренды

Как известно, Маркс определяет первоначальное накопление как исторический процесс отделения производителя от средств производства. Основу этого процесса составляет экспроприация крестьянства, причем во Франции, отмечает Маркс, она совершилась иным способом, чем в Англии.[39] На исследователя в первую очередь ложится задача выяснения конкретных форм обезземеления французского крестьянства.

Если ограничиться характеристикой типа хозяйства, то с первого взгляда может показаться, что XVI–XVII века не принесли французской деревне никаких значительных перемен. Такой точки зрения придерживаются и теперь некоторые французские историки.[40] Однако бесспорное длительное сохранение во Франции мелкокрестьянского хозяйства не должно заслонять от исследователя весьма важных явлений иного порядка. Принявшая широкие размеры продажа крестьянских участков, превращение значительной части крестьян из цензитариев в арендаторов, развитие срочной аренды (преимущественно испольной) и ее экономическая природа, основные причины этих процессов — вот круг тем, которые необходимо рассмотреть при изучении французской деревни в XVI в.

Огромная масса использованного историками документального материала рисует утрату земли беднейшими крестьянами почти во всех французских провинциях с теми или иными местными отличиями. В экономически передовых областях и вокруг больших городов этот процесс протекал наиболее интенсивно. Крупное землевладение буржуазии и нового дворянства возникло на основе скупки именно крестьянской земли, ибо церковные владения были неотчуждаемы, а дворянские фьефы представляли собой в то время по преимуществу не земельные массивы, а феодальные платежи, так как собственно господская земля (domaine proche или réserve) была в большинстве случаев ничтожных размеров.

Цифровых данных, даже примерных (таких, как для Англии), определяющих размах этого процесса, для Франции пока еще не существует. Однако ряд исследований, например книга Раво, показывает, что в результате долгого и кропотливого исследования архивного материала можно будет и для Франции XVI в. получить более или менее точные цифры. Трудно ответить и на вопрос о динамике этого процесса в XVI в. и о размерах, которые приняло обезземеление крестьянства к началу XVII в. Некоторые данные позволяют предположить, что скупка крестьянской земли значительно усилилась во второй половине XVI в. и особенно в самом конце века, когда крестьянству пришлось крайне туго. В мирное правление Генриха IV процесс этот как будто несколько приостановился. Более определенные суждения по данному вопросу пока что преждевременны.

Непосредственной причиной продажи крестьянской цензивы в подавляющем числе случаев была долговая несостоятельность крестьянина, ибо задолженность ростовщикам вовсе не оставалась всего лишь задолженностью. Ипотечные платежи и ренты представляли для кредитора интерес не столько сами по себе, сколько как средство для завладения землей. Как правило, крестьянин не мог выпутаться из долгов и рано или поздно неизбежно терял частично или полностью свою землю.

В XVI в. это явление приняло широкие размеры. По документам можно воочию увидеть процесс экспроприации задолжавшего, разоренного держателя — цензитария. Крестьянские участки (цензивы) продавались за долги, зачастую за бесценок. В конце XVI в., когда разорение крестьянства было особенно велико, достаточно было всего 2–9 лет, чтобы заимодавец мог полностью присвоить заложенную землю. Часты были случаи продажи цензив, когда у продавцов ничего уже не оставалось и покупатели оставляли им в пожизненное владение дома за ренту. Еще чаще случаи, когда, продавая цензиву, крестьянин не владел ни скотом, ни сельскохозяйственным инвентарем, и землевладелец сдавал ему в аренду его бывшую цензиву, снабженную целиком хозяйским скотом и орудиями.[41]