Француз (СИ)

     Сегодня суббота, выходной, вечером в парке полно народу.  На летней эстраде выступает ВИА семидесятых. Два мужичка,  постарше нас, довольно мелодично выводят «В свой вагон вошла она…». Следом за ними будут танцы, программу я знаю. Танцы для тех, кому за пятьдесят.

     Удивительное это зрелище – танцы шестидесяти и семидесяти летних стариков под энергичную музыку…

    Не хочется никого обижать, скоро сам стану таким, но картина эта не для слабонервных. Однажды по приглашению знакомой я участвовал в таком мероприятии. Оно мне здорово напомнило сцену из рассказа Гоголя «Страшная месть». Помните, как там у него: «пустилось приплясывать девяностолетнее и столетнее старьё».

    Вспоминать молодость – это одно,  а  молодиться под старость – совсем другое.

    Ходит тут у нас по Брянску одна блондинка лет семидесяти, весёлая такая. Одевается в лёгкую батиковую рубашку с расстёгнутым воротом и со спущенным плечиком, и юбка у неё всегда выше колен. Смотрит озорно, стараясь перехватить ваш взгляд да ещё подмигнуть.  Но встречные прохожие почему-то взгляд свой отводят и норовят побыстрее ретироваться. Хорошо она нам с Ирваном по пути  не попалась.

    Есть у меня и парочка друзей, которые молодятся до сих пор.  Да и сам я, признаться, чего греха таить, не миновал этой участи. Пару лет назад я и голодал по два раза в неделю, и на тренировки ходил почти каждый день, пока сэнсэй  не заметил этого моего сверх усердия. Как там, у Козьмы Пруткова:

    «Упорство всё превозмогает…порой упорство превозмогает и рассудок…»

      Сэнсэй понял, что это я не для спортивных результатов делаю, а совсем с другими мыслями. Вместо похвалы он взял да и отстранил меня на время от занятий.

    «Не надо делать культа даже из тренировок, - предупредил он меня, - особенно на старости лет, - и прибавил строго, - жизнь не обманешь, она всё расставит по своим местам…». Я потом, когда «выздоровел», только поблагодарил его за это…

    Так что танцевать с Ирваном  на летнюю эстраду мы не идём и приглашать на танцы молодух, которым за пятьдесят, не приглашаем. Побродив по парку и послушав музыку, мы возвращаемся домой.

    Дома он опять берётся звонить жене.  Видать, насмотрелся на дам бальзаковского возраста. Недавно я узнал, что бальзаковский возраст – это всего лишь немногим за тридцать. С такими бы мы потанцевали обязательно…

     На другом конце провода, во Франции, всё опять остаётся по-прежнему, или, говоря словами Черномырдина:

      «Как всегда».

    «Может, матери лучше позвонишь? – советую я, - она передаст жене, что у тебя всё нормально».

     «Наверное, ты прав, – пожимает плечами Ирван, - как это я не подумал об этом»…

     Он пишет мне цифры, я их диктую, и он набирает их на моём телефоне.

    Слышится первый гудок, он тут же обрывается и за ним следует щелчок соединения.

    Мама есть мама, французская она или русская. Она всегда на месте и всегда переживает за своего сына.  Она любит его и волнуется за него, сколько бы ему не было лет. И даже, если он уже сам дед, это не играет роли. Для наших мам, мы дети до конца их дней.

    Ирван что-то говорит ей  быстро-быстро, я толком не понимаю.

     «Аллёр да аллёр», - но знакомые слова всё же проскакивают.

   Я слышу слово Брянск, и потом уточнение по буквам: «б», «эр», «и», «а», «эн», «эс»...

    «Эс», как «эс», - уточняет он, - и ещё «ка» ».

     Я знаю, во французском языке имеются две буквы «эс», одна, как наша «эс», и другая «эs», как доллар. Наша читается, как «сэ».

    Потом я слышу ещё: «ля пляс дё Партизан» (площадь Партизан) и «Ля герр льван диси» (война далеко отсюда). Ирван успокаивает свою маму.

     Поговорив, минут пять, он, радостный, отдаёт мне трубку обратно.

    «Что, хвастался»? - спрашиваю я.

    «Есть маленько, - смеётся француз, - это я маме рассказывал, где и у кого живу.  Она в Гугле найдёт ваш Брянск и площадь Партизан тоже. Хотя ей уже 75 стукнуло, она у меня продвинутая старушка.     Машину водит и по магазинам сама бегает...

      Я её на счёт войны успокоил, - прибавляет он, - сказал, что война далеко отсюда. А то наша пресса по иному всё представляет».

    «Когда вернёшься, расскажи им, что видел на самом деле, - уже в который раз повторяю я - не постесняйся»…

    «Обязательно», - улыбается француз.

    Но вот и ещё один день заканчивается. Пора ложиться спать.

     «У меня сегодня настроение хорошее, - говорит Ирван, - долго теперь не усну».

     «А тебе что, на работу?  Лежи себе и в потолок смотри, - говорю я, - только не забывай, завтра с утра на рыбалку. Подниму рано».

   «Завтра я поймаю самую крупную рыбу», - смеётся француз.

    «Посмотрим, кто это сделает», - говорю я и иду заводить будильник на шесть утра. Я это делаю для перестраховки.  На рыбалку я встаю всегда по внутреннему звонку. Он во мне звенит минут на десять раньше, чем заведённый будильник. Это повелось ещё с детства. Уже тогда я был заядлым рыболовом…

       Часть IV. Глава I.

                          День четвёртый. На рыбалке.

       В половине седьмого,  умытый и чисто выбритый, я иду будить француза. Спит он без задних ног. Он лежит на правом боку и тихонько посапывает, но глаза его под прикрытыми веками быстро бегают. Вероятно, он видит сон.