Французская демократия

Дѣло въ томъ, говорю я, что во Франціи заявляется роковая несовмѣстность системы централизаціи съ печатнымъ словомъ:

Во первыхъ, со стороны власти, потому что на перекоръ принципамъ, дающимъ народу самодержавіе, на самомъ дѣлѣ царствуетъ одно правительство, которое не только дѣйствуетъ самовольно, но и заставляетъ признавать себя за настоящаго самодержца. Придавая себѣ это верховное значеніе, правительство смотритъ, разумѣется, съ негодованіемъ на всякое обсужденіе, на всякую повѣрку, оцѣнку и критику своихъ дѣйствій; ко всему этому питаетъ оно тѣмъ болѣе отвращенія, чѣмъ выше считаетъ свое положеніе, чѣмъ болѣе усложняетъ свои отношенія къ обществу и, наконецъ, чѣмъ обширнѣе и хищнѣе его власть, которая дѣлается предметомъ зависти и гнѣва.

Во вторыхъ, со стороны прессы, потому что при той политико–экономической системѣ, анархической и, вмѣстѣ съ тѣмъ, монопольной, какой она слѣдуетъ и какая служитъ подспорьемъ правительству, при такой системѣ, разумѣется, пресса является неизбѣжно, за весьма рѣдкими исключеніями, недобросовѣстною, оскорбительною, продажною, пристрастною, падкою на клевету и тѣмъ болѣе готовою преслѣдовать правительство, что, даже не взирая на ложь, она находитъ въ томъ прямую выгоду и пріобрѣтаетъ расположеніе публики. При такомъ образѣ дѣйствій, пресса стремится, конечно, къ той же самой цѣли, какъ и Оппозиція; a цѣль эта, какъ извѣстно, состоитъ въ томъ, чтобы захватить правительственную власть въ свои руки.

И такъ, состояніе и образъ дѣйствій журналистики явно обнаруживаютъ совершенную ея несовмѣстность и неизбѣжную вражду съ правительствомъ, которое, при своемъ несообразномъ значеніи, какъ будто нарочно стало приманкою для всевозможнаго сорта честолюбцевъ.

Мнѣ слѣдуетъ представить въ особенно яркомъ свѣтѣ эту по–истинѣ странную сторону нашей политической системы.

Замѣтьте, прежде всего, что правительство, благодаря своему необузданному вмѣшательству въ дѣла общества и своей возмутительной централизаціи, устроилось такъ, что возбуждаетъ противъ себя самую ярую зависть и досаду. Между тѣмъ, какъ одни желаютъ уничтожить его, – другіе помышляютъ только о томъ, чтобы овладѣть имъ. Повторяю еще разъ и не перестану повторять: такое положеніе неизбѣжно: 1) вслѣдствіе государственной централизаціи, которая даетъ правительственной власти всеподавляющее значеніе; 2) вслѣдствіе того, что каждый гражданинъ имѣетъ право выражать свое мнѣніе о политикѣ министровъ и, наконецъ, 3) вслѣдствіе того, что противъ деспотизма правительства придумана только систематическая борьба парламентскихъ либераловъ съ консерваторами.

Обратите, за тѣмъ, свое вниманіе на то, что правительство стоитъ одно противъ всѣхъ и для самозащиты должно поневолѣ опираться на большинство, потому что безъ него оно безсильно. Какъ ни громадны наличныя силы правительства, ему все‑таки нельзя удержаться при напорѣ народной массы; но по необходимости вещей, народъ постоянно и все болѣе и болѣе негодуетъ на правительство и стремится отдѣлаться отъ него; поэтому, рано или поздно, наступаетъ всегда желанная пора, когда народъ подавляетъ всякое возстаніе и сопротивленіе своего правительства. Не забудьте еще, что такую неизбежную развязку подготовляютъ и ускоряютъ постоянные промахи, безразсудныя меры и дерзкія выходки государственныхъ людей, стоящихъ въ главѣ правительства.

Сообразите теперь, что правительство не терпитъ никакой критики, никакого контроля надъ собою, не терпитъ тѣмъ болѣе, чѣмъ сильнѣе его власть и многочисленнѣе его составъ. Кто пользуется властью, тотъ стремится стать неприкосновеннымъ. Хартія 1814 г. поставила въ такое положеніе даже депутатовъ, явныхъ противниковъ государя.

Такимъ образомъ, на сторонѣ главы государства стоятъ: государственная администрація, государственная юстиція, государственная армія, государственный флотъ, государственныя промышленности, университеты и т. д. Весь наличный составъ этихъ учрежденій, подражая государю, придаетъ себѣ значеніе государственной власти и не желаетъ вовсе считать себя шайкою наемниковъ, которыхъ вербуетъ промышленникъ за извѣстную плату. Этотъ міръ чиновниковъ проникнутъ сознаніемъ власти, величія и неприкосновенности. Судья несмѣняемъ и почти священъ на своемъ судейскомъ креслѣ; сыщикъ и жандармъ могутъ доносить правительству что угодно: имъ вѣрятъ на слово; за оскорбленіе личности чиновника наказываютъ иначе, чѣмъ за оскорбленіе чести простого гражданина.