В действительности же с 1881 г. коренное население колонии подчинялось так называемому «Туземному кодексу», который содержал список запретов, за нарушение которых оно подвергалось наказаниям без суда и следствия. Как пишет Т. Н. Гончарова, согласно ему, алжирцам запрещалось «объединяться в политические партии и профсоюзы, занимать административные должности, издавать газеты на арабском языке, устраивать несанкционированные сборища, покидать территорию поселения без особого на то разрешения и т. д.». В то же время правовое поле колонистов только расширялось. По свидетельству Р. Г. Ланды, «после издания в 1889 г. декрета об автоматическом предоставлении французского гражданства всем алжирским европейцам, родившимся в Алжире и достигшим 20 лет, стало весьма трудно учитывать точное соотношение между французами и нефранцузами по происхождению, так как любой европеец или еврей, родившийся в Алжире, во всех статистических сведениях числился под рубрикой «француз»». Вот эта-то «многочисленность и длительность проживания в стране этого меньшинства, — по мнению историка, — породила у него совершенно превратное представление об истинном положении вещей». В результате чего «лозунг «Алжир — это Франция» настолько глубоко засел в сознании подавляющего большинства алжирских европейцев», что стал впоследствии одним из главных их требований в ходе алжиро-французской войны.
Между тем коренное население страны было не только бесправным. По словам Р. Тисы, оно лишилось «культуры и идентичности», ибо «ему отказывали в самостоятельной истории, независимой от истории колонизатора». «Вся работа идеологической машины в метрополии, — пишет он, — была направлена на создание и укрепление представления, что до прихода поселенца колонизированный просто не существовал, что он был никем. Колонизатор ввел его в историю, наполнил его жизнь смыслом, сделал его полноценным. Без колонизатора колонизированный ничто». Примириться с этим алжирцы не могли и не хотели.
Время от времени в стране вспыхивали мятежи и восстания против французов, тем паче, что поводов для них имелось предостаточно. К примеру, одним из них стал случай с наказанием французскими военными секретаря одного арабского начальника, произошедший в начале 1864 года. За незначительную провинность ему присудили нанесение палочных ударов. Это наказание, считающееся у арабов самым позорным и никогда не применяемое к свободным людям, возбудило вооруженное восстание сначала в южной части провинции Орана, а потом перекинулось на племена арабов в округе Богари.
А в 1871–1872 гг. против французского господства арабы и берберы выступили совместно под руководством правителя округа Меджана — Мухаммеда Мукрани. На сей раз восстание было вызвано политикой колониальных властей по захвату земель и отправке алжирцев во Францию в качестве солдат для французской армии. (Здесь стоит пояснить, что традиционный кадровый голод в солдатах попытался утолить за счет туземцев еще де Бурмон. В 1830 г. после капитуляции дея Хусейна он принял на французскую службу 500 берберских солдат из племени зуауа. Именно от их названия образовался термин «зуавы», которым стали называть воинов элитных частей легкой пехоты французских колониальных войск. Использование Францией алжирских наемников продолжалось вплоть до обретения Алжиром независимости.) Восстание алжирских феллахов и бедуинов, начавшееся в 1871 г., сразу после поражения Франции во франко-прусской войне, поставило под угрозу колониальный режим в Алжире: ведь в нем участвовало около 150 тыс. человек, которым в результате 300 боестолкновений удалось овладеть почти всей восточной частью Алжира. Но разобщенность сил повстанцев, гибель их руководителя и переброска в помощь властям подкреплений из Франции привели в начале следующего года к подавлению восстания.