Французская няня

В этот момент у него открылись глаза, и к нему вернулось чувство собственного достоинства. Будучи настоящим джентльменом, он вызвал виконта на дуэль и ранил его в плечо, а затем выгнал прочь балерину. Он бы и вовсе о ней забыл, но эта низкая женщина в придачу ко всем прочим своим подлостям оказалась выродком, а не матерью: несколько лет спустя сбежала в Италию с каким-то певцом, бросив Адель в парижской грязи. Оттуда ее и спас великодушный мистер Рочестер — едва успел, пока эта грязь не поглотила ее окончательно.

«Я сказал Адели, что мать ее умерла, чтобы ей не было слишком стыдно», — завершил месье Эдуар свой рассказ.

Я-то знаю, как обстояли дела на самом деле, и отчасти была свидетелем этой истории. Я сгорала от негодования и гнева. Интересно, все ли мужчины, желающие завоевать добродетельную девицу и не имеющие возможности скрыть предыдущие похождения, так беззастенчиво лгут?

Я ненавижу мистера Рочестера больше, чем штопку чулок и опорожнение ночных горшков. Хорошо, что я не купилась на благодушие миссис Фэйрфакс, не прельстилась кажущейся безопасностью Торнфильда и никому здесь не открылась. Нельзя расслабляться, я должна быть всегда на страже. Я сдержу слово, данное годы назад мадам Селин. Как ни грустно это признавать, но Адель нужно защищать от того зла, которое способен причинить ей ее отец.

3

Они воркуют, как голубки. Хотя нет, скорее как голубка и ястреб. Месье Эдуар уже больше двух месяцев в Торнфильде, и каждый день он приглашает гувернантку после обеда или после ужина в свою гостиную. Он рассказывает ей о своих путешествиях, о своей несчастной юности, пускается в пространные рассуждения о морали, угрызениях совести, искуплении вины, заявляет о своем праве на счастье и выставляет себя печальным героем — точь-в-точь персонаж Байрона. Она слушает молча, кивает, краснеет, улыбается, потупив глаза; отвечает, только если это совершенно необходимо. Я тоже слушаю, неспешно подкладывая дрова в камин или вытирая пыль с безделушек в соседней с гостиной столовой. В это время я думаю о мадам Селин, которой было всего семнадцать лет, когда мистер Рочестер начал за ней ухаживать, наверняка и ей он рассказывал подобные басни. Гувернантка стала старательнее одеваться. К своему квакерскому черному платью она прикалывает по вечерам белый кружевной воротничок или надевает медальон с камеей. Волосы она зачесывает теперь не в такой тугой узел. У нее иногда даже появляются ямочки на щеках, и тогда она кажется довольно-таки привлекательной. Когда он хочет сказать ей что-то приятное, он зовет ее «моя сильфида». Неужели при этом слове не возникает в его памяти образ мадам Селин в белой пачке и с крылышками из прозрачного тюля?

Адель говорит, что во время занятий мисс Джейн стала рассеянна, постоянно прислушивается к тому, что происходит за дверью библиотеки, забывает, куда положила книгу. Еще она стала гораздо ласковее с моей девочкой: за чаем сажает ее себе на колени и даже пару раз зашла в нашу комнату поцеловать ее перед сном.

Со мной мисс Джейн тоже теперь любезна: когда я приношу в библиотеку ведро угля, она удерживает меня разговором, расспрашивает о Париже, о театрах, о жизни парижской знати. Я бы могла ответить на каждый из ее вопросов получасовым докладом, но я просто качаю головою и на все говорю: «Я не знаю». А сама тем временем хотела бы закричать в голос: «Мисс Джейн, бегите, пока еще не поздно! Это замок Синей Бороды, только, как верно заметила Берта, никакой рыцарь не примчится сюда вас спасать».

Мистер Рочестер как будто прочел мои мысли, он остановил меня в холле, куда я пришла, чтобы протереть напольные часы. «Я видел, как ты говорила по-французски с гувернанткой, — сказал он. — Держи язык за зубами, девчонка, не то уволю тебя в два счета».

— Oui, monsieur[39]. — И я почтительно поклонилась.

Адель не находит себе места. Уроки ее стали гораздо короче, чем прежде, и часто ей нечем заняться в послеобеденное время. Я пытаюсь как-то закрыть пробелы в ее образовании, сажусь с ней в комнате и учу ее тому, что помню из наших занятий с крестным. Но Деде необходимо двигаться и играть. И сколько я ни стараюсь заменить ей мадам Селин, ей все равно очень нужна мама. Она с грустью смотрит в окно на покрытые снегом лужайки и спрашивает с отчаянием: «Когда же придет весна? Когда мы пойдем в деревню за письмами от Тусси? Мама, наверное, уже вышла из тюрьмы. Почему она не едет за нами?»

Потом она вынимает из-за пазухи медальон, открывает его и целует крохотный портрет мадам. Мне становится так ее жаль, мою бедную птичку, что я говорю: «Пойди побегай на третьем этаже, поиграй с Бертой».

У Берты, похоже, тоже дурное настроение. «Она страшно сердится на мисс Джейн, — сообщила мне Адель. — Она ревнует. Ее тут никто не любит, и она хочет сбежать. Хочет вернуться к себе домой».

«А я не знала, что у твоей подружки есть другой дом», — заметила я. У моего Пиполета не было такой развернутой биографии. Где он появлялся, там и был его мир.