Французская няня

— Как только перестану ее кормить. Моя мать — правда, она была актриса, а не балерина — начала выступать через месяц после моего рождения и кормила меня за кулисами в антрактах «Сида» Корнеля или «Федры» Расина. Театр у меня в крови. В пять лет я уже дебютировала в спектакле, понимаешь? В балете «Тщетная предосторожность», действие которого происходит на крестьянском дворе: мы, малышки, изображали гусей. И с тех пор я всегда танцевала. Ты даже не можешь себе представить, как мне сейчас не хватает театра! Я понимаю, что убедить Эдуара, чтобы он согласился на мой новый контракт, будет очень трудно. И, к сожалению, мой крестный не имеет на него никакого влияния. Больше того, эти двое мужчин, которых я люблю больше всего на свете, совершенно друг друга не уважают. Эдуар утверждает, что книги, которые мне приносит маркиз де ла Поммельер, оказывают на меня дурное влияние. Нетрудно догадаться, что и крестный предпочел бы для меня другого мужа, хотя и не говорит этого вслух.

Она вздохнула. Адель заснула у нее на груди. Селин встала и на цыпочках унесла малютку в колыбель. Потом вернулась и снова присела на кровать Софи.

— Ты, верно, думаешь: а при чем здесь ты? Понимаешь, воробушек, два года назад, когда моя мать поняла, что умирает, она позвала меня и сказала: «Селин, я ухожу со спокойной душой, потому что знаю, что ты теперь известная балерина, можешь заработать себе четыре тысячи франков в год, можешь рассчитывать на крестного и тебе нечего тревожиться о будущем. Обещай мне кое-что. Поклянись, что если когда-нибудь к тебе в дверь постучится девочка от портнихи, которая принесет заказ, и ты заметишь, что она одинока и несчастна, как я, когда я постучала в дверь мадам Камиль, — поклянись мне, что ты пожалеешь ее и сделаешь все, чтобы ей помочь, как мадам Камиль сделала все для меня».

— Но я же не девочка портнихи… а сорочки принадлежали месье Фелисьену… и если он узнает… — застенчиво перебила ее Софи.

Селин рассмеялась.

— Ты принесла мне заказ, ты была одинока, в отчаянии… а все остальное не имеет значения. И знаешь, что я тебе скажу? Я счастлива и благодарю судьбу, что именно ты, крошка Софи, позволила мне сдержать слово, данное матери. Я доверяю Туссену. «Она вам понравится, мадам, — сказал он. — Мне кажется, вы поладите». Я и сама в этом уверена. Доброй ночи, воробушек, теперь спи.

И Софи, вздохнув с облегчением, наконец крепко уснула.

3

На следующий день, когда Софи проснулась, огонь в камине уже пылал, в ее маленькой проходной комнатке было восхитительно тепло. Дверь в детскую была приоткрыта, и Софи, не поднимая головы, видела Шарлотту, которая, стоя на коленях, терла пол щеткой. Часы на каминной полке показывали половину одиннадцатого.

Еще ни разу за всю свою жизнь Софи не вставала так поздно! Сгорая от стыда, она вскочила с кровати и босиком побежала в соседнюю комнату.

— Почему вы не разбудили меня? — спросила она Шарлотту. — Я сейчас оденусь и помогу. Скажите, что надо делать.

— Ничего, — ответила горничная. — Я почти закончила.

Софи увидела, что кровать Соланж аккуратно убрана. Колыбель тоже была пуста и тщательно застелена.

— А где же Адель и Соланж?

— Пошли на прогулку, — ответила горничная.

— В такой холод?

— Снегопад прекратился, посмотри. На улице солнце. Мадам хочет, чтобы девочку водили гулять в парк каждый день, если нет дождя или снега. Ее тепло одевают, и до сих пор она ни разу не простудилась. А ты будь поосторожнее — в легкой сорочке да на сквозняке! Одевайся. Я принесла тебе горячей воды больше часа назад и поставила кувшин возле огня. Вода еще, наверное, теплая.

Привыкшая к холодной мансарде Софи даже не представляла, как приятно умываться, не дрожа от холода. Она надела новое платье, натянула чулки, обулась, поискала накрахмаленный белый передник. Но форма горничной исчезла.

Шарлотта не смогла дать ей никаких объяснений, только сказала:

— Поторопись! Мадам Селин встала полчаса назад и сказала, что подождет тебя, чтобы вы позавтракали вместе.

— Где?

— В зеленой гостиной. Дорогу знаешь? Это внизу, рядом с залом, где фортепиано.

Селин еще не одевалась и не причесывалась, но Софи подумала, что это ей и не нужно. Такая нежная кожа, такие блестящие, волнами падающие волосы — ее благодетельница казалась свежей майской розой в своем белом утреннем халате. Она сидела в кресле с высокой спинкой и была погружена в чтение.

Услышав робкое «доброе утро» своей подопечной, она подняла глаза от книги, улыбнулась и в ответ на приветствие сообщила, как будто продолжала начатую беседу:

— Я читаю чудесную книгу, «Собор Парижской Богоматери», последний роман Виктора Гюго. Он гений, лучший писатель всех времен.

— Мой отец тоже так говорил, — пробормотала Софи, в смущении разглядывая свои туфли и надеясь, что Селин не станет ругать ее за отсутствие фартука.

— Твой отец читал Виктора Гюго? — воскликнула пораженная Селин.

— Нет, он-то читать не умел. Он же был «медведем».

— Медведем?..