Французская няня

Дорогая мадам Селин,

как ужасно писать, не будучи уверенным, что Вы прочитаете мои слова! Тем более имея подозрение, что Ваш страж передает письма не Вам, а Вашим врагам!

Клянусь, если узнаю, что он предал нас, я убью его собственными руками. Я решил открыто пригрозить ему и рассчитываю всерьез его напугать, потому что я много выше и крепче его, к тому же я понял, что он принадлежит к той породе безграмотных людей, которые убеждены, что все негры — кровавые дикари, обладающие огромной силой. Думаю, если бы не алчность, вспыхивающая в его маленьких поросячьих глазках при виде золотых монет, которые я даю ему всякий раз вместе с письмами, он бы уже донес на меня и упрятал в темницу.

В прошлый раз я спросил, сколько он хочет за теплое одеяло для Вас, за кувшин чистой воды по утрам, чтобы Вы могли не только пить, но и умыть хотя бы лицо и руки. Он запросил пять франков. Сегодня он их получит, так что знайте: теперь Вы вправе требовать для себя эту новую «роскошь».

Я не стал брать деньги из чулка Софи. Софи даже не знает, что я пишу это письмо. Не хочу добавлять ей беспокойства, она и так сильно тревожится из-за того, что мадам Фредерик к ним переменилась.

И ей не нужно знать, как я раздобыл эти деньги.

Но Вам я не могу не открыться.

Мадам, скажу без околичностей: Ваш старший сын сделался вором! Могли ли Вы ожидать от меня такого позора? Мне стыдно, ибо я не оправдал ни Вашего доверия, ни доверия Гражданина Маркиза, я изменил заветам нашего дорогого учителя. И мне еще горше оттого, что если бы меня поймали, я навредил бы всем моим чернокожим братьям, подтвердив уверенность многих, что все мы воры и лжецы. Но поверьте, дорогая мадам Селин, у меня не было выбора.

Как Вы уже поняли, Ваш тюремщик почуял легкую добычу, и я боюсь, что его подкуп будет стоить нам все дороже. С другой стороны, теперь, когда Фредерики вдруг так переменились к Софи и Адели, чулок надо поберечь.

Одним словом, я должен думать, где взять еще денег. К несчастью, мы живем в мире, где за все приходится платить. И даже когда я найду человека, готового свидетельствовать в Вашу пользу, понадобятся средства на оплату процесса.

Так что я стал вором не по собственному желанию, а в силу необходимости.

Что и у кого я украл? — думаете Вы. Не беспокойтесь, я не бродил по улицам и не крал кошельки у прохожих. Не лишал старую прачку куска хлеба, вытащив у нее из кармана заработок. Не присваивал жалованье отца семейства, не отбирал узелок с деньгами у бедного студента.

Не забывайте, что я проживаю в доме человека, хоть и очень богатого, но без стеснения отнявшего у Вас все имущество и даже свободу. Виконт Лагардьер, как все богачи, весьма скуп. Вчера я случайно услышал, как он говорил с капитаном судна, пришедшего из Гавра, и благодаря знанию английского языка понял, что виконт выписал себе из Лондона металлический ящик с мощными запорами. Тайком от всех слуг и домочадцев, тайком даже от собственной жены этот скупец, достойный быть персонажем комедии Мольера, велел замуровать этот ящик в стене в изголовье своей кровати и спрятать под гобеленом Обюссона. Чтобы его открыть, нужно встать на подушки — или на голову виконта, если он уже лежит; сдвинуть гобелен, не уронив; и наконец, знать комбинацию всех трех замков и иметь все три ключа, которые Лагардьер всегда носит на груди, на золотой цепочке.

С комбинацией я справился без труда. Тому, кто может сорвать с дерева целенький лимон и сделать так, что внутри будет лежать любовная записка, адресованная самой прекрасной даме, достаточно просто коснуться замка, чтобы понять, где именно ключ наталкивается на сопротивление. Я открыл сейф одной рукой — потому что другой держался за колонну — и вытащил деньги.

Я наполнил мешочек, который был у меня с собой, монетами по пять, десять и двадцать франков, чтобы не вызвать подозрений, когда придется платить. В сейфе лежат золотые луидоры, английские фунты стерлингов, часы, табакерки и драгоценности виконтессы. Но все эти вещи слишком легко узнать, и они могли бы меня выдать.

Меня никто не заподозрит. Днем в комнате виконта всегда находится его слуга и снуют туда-сюда горничные, потому что месье — фанатик чистоты. А по ночам виконт Лагардьер убежден, что защищает свое сокровище собственным телом, как дракон из немецкой легенды, которую однажды читал нам крестный. Теперь, если виконт вдруг заметит, что в сейфе чего-то не хватает, он, должно быть, решит, что виноваты привидения.

Но мне пора оставить Вас, мадам. Кучер вот уже пять минут пытается до меня докричаться, чтобы сопровождать виконтессу на службу в церковь. Все думаю: вдруг мадам Виолен молится о прощении неведомых грешников? Тогда и мне перепадет от ее молитв.

Я уверен, что и Вы, моя дорогая мадам Селин, простите меня и будете за меня молиться, потому что я сделался вором только из любви к Вам.

Целую смиренно Ваши руки, Ваш бедный не до конца раскаявшийся грешник, готовый продолжать грешить, если будет в этом нужда,

Туссен