Французская новелла XX века. 1940 – 1970

Но персонажи Роб-Грийе не умеют и не хотят существовать в таком мире. Именно в этом драматизм их положения. Они жаждут иметь перед собой осмысленное бытие, и все их усилия направлены к тому, чтобы вещи вновь заговорили с человеком на понятном ему языке. Они стремятся наполнить действительность психологическими и эмоциональными значениями, подчинить ее законам человеческой логики, упорядочить ее, ибо для них это единственный шанс почувствовать себя хозяевами, а не пленниками жизни, единственный шанс обрести индивидуальное лицо и индивидуальную судьбу.

Эта напряженная, отчаянная борьба человека против обезличивающего его, страшного, красноречивого в своей безнадежной немоте мира, составляет проблемный стержень романов Роб-Грийе и делает их заметным явлением французской литературы двух послевоенных десятилетий.

Alain Robbе-Grillet: «Les instantanees» («Моментальные снимки»), 1962.

Новеллистическая миниатюра «Пляж» («La plage») входит в указанный сборник.

Г. Косиков

Пляж

Перевод Л. Зониной

Вдоль берега идут трое детей. Они шагают в ряд, взявшись за руки. Они примерно одного роста и, вероятно, также одного возраста: лет двенадцати. Тот, что посредине, все-таки чуть пониже двух других.

Если не считать троих детей, длинный пляж пустынен. Это полоска песка, довольно широкая, однообразная — ни утесов, ни заливов, — полого спускающаяся от скалистого обрыва, который кажется неприступным, к морю.

Небо совершенно ясное. Солнце освещает желтый песок резкими, прямыми лучами. Ни единого облака. Нет и ветра. Вода синяя, спокойная, и хотя перед пляжем до самого горизонта простирается свободная ширь, из открытого моря не набегает ни морщинки.

Но через равные промежутки времени, в нескольких метрах от берега, всякий раз на одной и той же линии, вдруг набухает и тут же опадает волна, всякий раз одна и та же. Поэтому нет ощущения, что волна приходит и уходит; напротив, весь маневр совершается как бы на месте. Сначала вода вздувается, образуя со стороны берега неглубокую впадину, и слегка отступает назад, шурша катимой галькой; потом волна обваливается, растекаясь молочной мутью по склону, но отвоевывает при этом лишь ту площадь, которую недавно утратила. И разве что местами, там, где напор сильнее, дополнительно увлажняет на мгновение еще несколько дециметров.

И снова все недвижно — море плоское и синее, остановившееся в точности у той же черты на желтом песке пляжа, по которому шагают в ряд трое детей.

Они белокурые, почти в тон песка: кожа чуть темнее, волосы чуть светлее. Одеты все трое одинаково: короткие штаны и рубашка, то и другое из грубого синего холста, выгоревшего на солнце. Они шагают в ряд, взявшись за руки, по прямой, параллельно морю и параллельно обрыву, на равном расстоянии от того и от другого, пожалуй, все-таки ближе к воде. Солнце стоит в зените, так что ноги не отбрасывают тень.

Песок перед ними совершенно девственный, желтый и гладкий от скалы до воды. Дети идут по прямой, не меняя скорости, не уклоняясь в сторону, спокойно, взявшись за руки. Песок позади них, чуть влажный, размечен тремя линиями отпечатков, оставленных босыми ногами, тремя правильными последовательными рядами одинаковых и равноудаленных один от другого четких вмятин без малейшей погрешности.

Дети смотрят вперед. Они не глядят ни на высокую скалу слева, ни на море, невысокая волна которого периодически разбивается по другую сторону от них. И уже тем более не оборачиваются, чтобы окинуть взором пройденное расстояние. Они идут куда-то ровным и быстрым шагом.

Впереди них стайка морских птиц меряет берег у самой кромки прибоя. Птицы шествуют параллельно ходу детей, в том же направлении, что эти последние, примерно в сотне метров от них. Но поскольку птицы идут куда медленнее, дети приближаются к стайке. И в то время как море постепенно стирает звездообразные отпечатки лапок, шаги детей оставляют отчетливый след на чуть влажном песке, где продолжают удлиняться три цепочки вмятин.