Французская новелла XX века. 1940 – 1970

Глубина этих вмятин постоянна: около двух сантиметров. Их не деформируют ни осыпи по краям, ни неравномерность нажима пятки или носка. Они словно высечены пробойником в верхнем, более рыхлом слое почвы.

Строенная линия следов растягивается все дальше, в то же время как бы сужаясь, замедляясь, сливаясь в одну черту, которая делит пляж пополам на всем его протяжении и утыкается там, где дети, в дробное механическое движение, совершающееся как бы на месте: попеременное опускание и подъем шести босых ног.

Однако по мере того как босые ноги идут дальше, они приближаются к птицам. Мало того, что они быстро движутся вперед, еще скорее, по сравнению с уже пройденным отрезком пути, сокращается относительная дистанция между ними и птицами. Вскоре между двумя группами остается всего несколько шагов…

Но в тот момент, когда кажется, что дети могут наконец настичь птиц, те вдруг хлопают крыльями и взлетают — сначала одна, потом две, потом десять… И вся стайка, белая и серая, описав кривую над морем, вновь садится на песок и принимается мерять его шагами все в том же направлении, у самой кромки прибоя, метрах в ста от детей.

На этом расстоянии движение воды почти неуловимо, разве что по внезапному, каждые десять секунд, изменению ее цвета в тот момент, когда рассыпающаяся пена блеснет на солнце.

Не обращая внимания ни на следы, которые они продолжают четко вырезать в девственном песке, ни на бурунчик справа от себя, ни на птиц, то летящих, то шагающих впереди них, трое белокурых детей идут мерным и быстрым шагом, взявшись за руки.

Три загорелых лица, более темных, чем волосы, очень похожи. Одинаково их выражение — серьезное, задумчивое, возможно, озабоченное. И черты у них одинаковые, хотя, двое из детей — мальчики, а третья — девочка. Только волосы у девочки чуть подлиннее, покудрявей, и конечности чуть более хрупкие. Но одета она совершенно так же: короткие штаны и рубашка, то и другое из грубого синего холста, выгоревшего на солнце.

Девочка — крайняя справа, со стороны моря. Слева от нее шагает тот из мальчиков, что поменьше. Второй мальчик, который ближе других к скале, одного роста с девочкой.

Перед ними простирается, насколько хватает глаз, желтый и ровный песок. Слева вздымается почти отвесная стена бурого камня, в которой не заметно ни одного прохода. Справа — плоская гладь воды, неподвижная и синяя до самого горизонта, окаймленная внезапно набухающим буруном, который тотчас рушится, расплываясь белой пеной.

Потом, десять секунд спустя, вода снова вспучивается, вымывает ту же впадину у края пляжа, шурша катимой галькой.

Волна рассыпается; молочная пена снова взбирается по склону, отвоевывая несколько дециметров утраченной площади. Среди наступившей тишины в спокойном воздухе раздаются дальние удары колокола.

— Вот и колокол, — говорит мальчик поменьше, тот, что шагает посредине.

Но шорох гальки, втягиваемой морем, заглушает слишком слабый звон. Необходимо дождаться конца цикла, чтобы вновь расслышать звук, искаженный расстоянием.

— Это первый колокол, — говорит тот, что повыше.

Справа от них рассыпается волна.

Когда опять наступает тишина, они уже ничего не слышат. Трое белокурых детей шагают в том же ровном темпе, взявшись, все трое, за руки. Впереди них стайка птиц, до которой оставалось всего несколько шагов, внезапно охваченная заразительным порывом, хлопает крыльями и взлетает.

Описав над водой все ту же кривую, птицы опять садятся на песок и вновь принимаются его мерять, все в том же направлении, у самой кромки прибоя, метрах в ста от детей.

— А может, и не первый, — снова заговаривает мальчик поменьше, — если мы не слышали того, который был раньше…

— Мы бы и его слышали точно так же, — отвечает сосед.

Но они не меняют шага; и все такие же следы шести босых ног отпечатываются позади них, по мере того как дети движутся вперед.

— Тогда мы были дальше, — говорит девочка.

Спустя некоторое время мальчик повыше, тот, что идет со стороны скалы, говорит:

— Мы и сейчас далеко.

И потом они, все трое, шагают молча.

Они молчат до тех пор, пока в спокойном воздухе снова не раздается звон колокола, по-прежнему едва слышный. Тогда мальчик повыше говорит:

— Вот и колокол.

Остальные ничего не отвечают.

Птицы, которых они уже почти нагнали, хлопают крыльями и взлетают, сначала одна, потом две, потом десять…

Потом вся стайка вновь опускается на песок, бредет вдоль берега, метров на сто опережая детей.

Море постепенно стирает звездообразные отпечатки лапок. Напротив, дети, идущие ближе к скале, в ряд, взявшись за руки, оставляют за собой глубокие следы, строенная линия которых тянется параллельно берегу через весь длинный пляж.

Справа, с той стороны, где неподвижное и плоское море, всякий раз на одном месте рассыпается пеной все та же невысокая волна.

БЕРНАР КЛАВЕЛЬ (Род. в 1923 г.)