Французская новелла XX века. 1940–1970

Жереми всегда начинает этими словами. Остается только внимательно его слушать, что требует немалого напряжения, ибо рассказы свои он то и дело уснащает, как он сам выражается, эдакими «скобками», за что старый Казальс, бывший деревенский учитель, и прозвал его Жереми-Скобка.

— Ты помнишь заброшенный дом, неподалеку от Кло? У которого прошлым летом в грозу крыша рухнула? Ну так вот, судьба его обитателей подтверждает то, о чем я сказал. А жили в этом доме Сегалу. Ты не знал их? Они приходились мне родственниками со стороны матери. Пока крыша была цела, я захаживал туда, бродил по чердаку. Там я нашел старые бумаги и несколько книг, которые отнес к себе. Покажу, если хочешь. Перебирая эти бумаги, я здорово волновался. Они помогли мне многое понять. Да, если бы молодые побольше читали, они лучше бы разбирались в жизни… Помню, бывало, твой дядя Огюст, я, к примеру, и Казальс тоже, мы делились впечатлениями о прочитанном… Я что хочу сказать… Наружность человека другой раз и обманывает, а жизнь его загадочна, все равно что какая-нибудь пропасть в наших краях: чтобы проведать ее тайну, большая нужна осторожность…

Прерывать Жереми не надо: пусть говорит, передавая присущими ему словами малейшие оттенки своих мыслей.

— Послушай-ка… Я коротко расскажу тебе про семью Сегалу. В скобках замечу: ты вот написал «Шан-де-Моэ», ну а из их-то истории у тебя бы целый роман получился. Огюст давал мне читать твою книгу: все там, говорил он, сущая правда, а иногда ему даже казалось, что он запах земли чувствует… Сегодня у нас в деревнях скорее газойлем пахнет, верно? Ну так вот: девичья фамилия Катрин Сегалу была Лафаж, родом она из Жентрака. Ее взял к себе дядюшка Джеймс. Он служил врачом в Кареннаке, предки его, англичане, сражались в Столетнюю войну. В семье Лафажей было много ртов, всех прокормить они просто не могли, особенно после филлоксеры… Еще скобка: теперь опять ожидай беды со всеми этими новыми болезнями, которые точат растения и деревья. Сперва виноград болел, потом колорадский жук появился, а разве помидоры, другие овощи и фруктовые деревья лечить не приходится? Погляди, орех — и тот болеет, и дерево, хоть оно молодое, хоть старое, гибнет за два года. Одни только сливы еще и держатся, этим летом они нас просто спасли. Яблони болеют. Груши тоже. И персики, и все другие деревья.

Раньше-то росли себе и росли. Помнишь? Тогда ведь так не ухаживали за фруктовыми деревьями, а все же после первой войны они давали нам кое-какой прибыток: мы снабжали фруктами кондитерские фабрики, шли они и на экспорт… Понятно? Я что хочу сказать… Ну словом, Сегалу жилось тогда туговато; было у них гектара четыре земли, две коровы, ослица. Отец подрабатывал на поденке у соседей или на лесопильне в Бьярсе. Дядюшка Джеймс, кареннакский врач, что взял к себе Катрин Лафаж, помог и семье Сегалу: он устроил их сына Ахилла в Монфоконскую семинарию: денег-то не было, а только в семинарии и учили бесплатно. Так почему бы не воспользоваться? А от духовного звания можно потом и отвертеться. Кстати, отец твой так и поступил. Что в семинарии приобрел, при тебе останется, даже если ты в чем и согрешил. А уж бог простит, он должен быть добрее людей, даже истинно верующих. Понимаешь… я что хочу сказать…

Бежать из семинарии Ахиллу Сегалу не пришлось. Ему было шестнадцать лет, когда умер его отец, и он вынужден был вернуться домой помогать матери вести хозяйство. После ученых-то книг крестьянская работа не очень привлекала его. Однако сам знаешь, что такое настоящий крестьянин: стоит ему взяться за дело, и от земли его уже не оторвешь… Земля, она, стерва, хватает тебя за нутро! И уж ты вовек не расстанешься с нею… Я вот к чему подвожу.

Дядюшка Джеймс одинаково любил и Катрин Лафаж и Ахилла Сегалу, и он, конечно, прикинул, что из них могла бы получиться неплохая пара. Когда Ахилл вернулся с военной службы, свадьба и вправду состоялась. Радовались этой свадьбе все в округе. Молодые поселились в Кло. Имущество у Сегалу было заложено, как почти у всех здешних жителей, и работать приходилось не покладая рук. Позабыл тебе сказать, что дядюшка Джеймс, — опять он, эта добрая душа, — дал Катрин в приданое десять тысяч франков. Тогдашних франков, понятно?.. Я что хочу сказать… Часть этих денег ушла на покупку инвентаря, небольшого участка земли и каштановой рощи. Не стану все расписывать, расскажу покороче главное. Родился у них сын; ему исполнилось четыре годика, когда в августе четырнадцатого года отца его убили на войне. Имя Ахилла Сегалу ты прочтешь теперь на памятнике погибшим жителям нашей коммуны…