Читаем Французская революция: история и мифы полностью

Мнение Сейсселя о правомерности подобной функции суверенных судов не разделялось другими, более поздними идеологами французского абсолютизма. Однако никто из них не ставил под сомнение сам принцип необходимости существования ограничений для королевской власти.

Чаще всего в роли такого ограничителя выступала религия. Моральные требования, предъявляемые ею к монарху, носили в эпоху Старого порядка вполне реальный и достаточно действенный характер; они ещё не превратились всего лишь в благие и мало к чему обязывающие пожелания, как это произойдет позднее, вместе с секуляризацией общественного сознания. При коронации французский король давал клятву защищать христианскую религию, а потому откровенное нарушение им традиционных норм морали — в своей основе христианской — было чревато утратой им легитимности. Даже те идеологи монархии, кто считал короля стоящим выше земных законов (а это мнение, как мы увидим, разделяли далеко не все), полагали, что он обязан согласовывать свои действия с требованиями высшей справедливости. Именно об этом счел необходимым напомнить Франциску I президент Парламента Гийар в 1527 г.: «Мы не собираемся ставить под сомнение или оспаривать вашу власть… Но мы хотим сказать, что вы не желаете или что вы не должны желать всего того, что можете, ведь только в этом заключаются здравый смысл и благоразумие, которые есть ни что иное, как справедливость»[235].

Знаменитый гуманист и правовед Жан Боден (1530–1596), изложивший в трактате «Шесть книг о Государстве» (1576) учение о суверенитете, которое в историографической традиции справедливо считается краеугольным камнем теории абсолютизма, также признавал существование установленных свыше законов, ограничивавших власть короля.

Суверенитет, согласно Бодену, это высшая власть в государстве. Одним из главных её признаков является неделимость: «Ведь тот, кто имеет право устанавливать для всех законы, иначе говоря, приказывать или запрещать что-либо по своему усмотрению, таким образом, что никто не вправе ему возражать или противиться его распоряжениям, не разрешит никому другому заключать мир, объявлять войну, собирать налоги, принимать присягу и почести»[236]. В зависимости от того, кому принадлежит суверенитет — всему народу, его части или одному человеку, — государства делятся на демократии, аристократии и монархии. Определяющий признак монархии как формы правления — принадлежность «абсолютного суверенитета» одному-единственному лицу, государю[237].

Однако в зависимости от способа применения этой единоличной власти Боден делит все монархии на три вида: королевские сеньориальные и тиранические: «Королевская или легитимная монархия — это та, где подданные подчиняются законам монарха, а монарх — естественным законам (lois de nature), обеспечивающим естественную свободу и неприкосновенность собственности подданных. Сеньориальная монархия — та, где государь, став силой оружия и в честной войне повелителем над собственностью и людьми, управляет подданными, как отец семейства своими рабами. Тираническая монархия — та, где монарх, попирая естественные законы, обращается со свободными людьми как с рабами, а с их собственностью, как со своей»[238].

Таким образом, если в классификации Бодена граница между сеньориальной монархией и тиранией представляется довольно размытой[239], то между ними двумя, с одной стороны, и королевской монархией — с другой, она, напротив, весьма четкая. Главным отличием королевской или легитимной монархии от остальных является соблюдение государем «естественных законов», которые определяют границы его власти, не распространяющейся на сферу личных свобод его подданных и на их собственность.

Представления о существовании некоего «естественного закона» сложились ещё в античности. Его классическое определение дал Цицерон: «Истинный закон — разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное которое призывает к исполнению долга, приказывая… На все народы в любое время будет распространяться один извечный и неизменный закон, причем будет один общий как бы наставник и повелитель всех людей — Бог, создатель, судья, автор закона»[240]. В средние века идея «естественного закона» получила развитие в томистской теологии. Таким образом, применяя данное понятие, Боден опирался на давнюю традицию западноевропейской общественной мысли, однако, в отличие, например, от Цицерона, придавал ему более конкретный смысл, трактуя как прямой запрет государю «королевской или легитимной монархии» посягать на личную свободу и собственность подданных. Ну а поскольку Францию Боден считал именно «королевской монархией», власть французского государя, согласно этой теории, отнюдь не представлялась неограниченной. В отличие, кстати, от власти царя «Московии», которую Боден относил к «сеньориальным монархиям», ибо там «подданные называются холопами (Chlopes), то есть рабами»[241].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука
1991. Хроника войны в Персидском заливе
1991. Хроника войны в Персидском заливе

Книга американского военного историка Ричарда С. Лаури посвящена операции «Буря в пустыне», которую международная военная коалиция блестяще провела против войск Саддама Хусейна в январе – феврале 1991 г. Этот конфликт стал первой большой войной современности, а ее планирование и проведение по сей день является своего рода эталоном масштабных боевых действий эпохи профессиональных западных армий и новейших военных технологий. Опираясь на многочисленные источники, включая рассказы участников событий, автор подробно и вместе с тем живо описывает боевые действия сторон, причем особое внимание он уделяет наземной фазе войны – наступлению коалиционных войск, приведшему к изгнанию иракских оккупантов из Кувейта и поражению армии Саддама Хусейна.Работа Лаури будет интересна не только специалистам, профессионально изучающим историю «Первой войны в Заливе», но и всем любителям, интересующимся вооруженными конфликтами нашего времени.

Ричард С. Лаури

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Прочая справочная литература / Военная документалистика / Прочая документальная литература