Французская революция

Митава (ныне Елгава) была присоединена к Российской империи лишь за три года до того, после третьего раздела Польши. Украшение города – выделенный королю красивый и просторный дворец герцогов Курляндских – был заложен еще при Бироне и построен по проекту знаменитого Бартоломео Растрелли. Особой честью, оказанной королю, стало данное ему разрешение взять на службу сотню солдат и офицеров королевской гвардии; нашлось также место и для свиты. Наконец Людовик XVIII мог почувствовать себя в безопасности и реализовать свой давний проект свадьбы Марии-Терезы, дочери Людовика XVI, и герцога Ангулемского, которая и состоялась 10 июня следующего года.

Расположение Павла I позволило королю решить и еще одну проблему. После мира между Францией и Австрией оставалась неясной судьба корпуса принца Конде. Некоторое время жалование ему выплачивали англичане, но единственное, что они могли предложить, – это охрана колоний, от чего Конде с негодованием отказался. Павел I принял корпус на русскую службу, однако французы не были ему благодарны. Пребывание в России стало для многих безрадостным, а переселение туда, пришедшееся на зимнее время, – непомерно тяжелым. Офицеры выражали недовольство условиями жизни, перлюстрацией своих писем на родину и тяготами русской службы. Да и дальнейшая история корпуса оказалась печальной: использовав его в боях с французами во второй половине 1799 года, Павел I передал армию Конде на содержание Англии, а вскоре после Люневильского мира между Австрией и Францией в июне 1801 года она была распущена.

В новых условиях роялистам опять пришлось менять тактику. После закона 12 плювиоза VI года стало понятно, что надеяться на грядущие выборы отныне бессмысленно, и Людовик XVIII стал размышлять над тем, как взорвать режим изнутри. Уже в феврале 1798 года он получил информацию о том, что Баррас и Бонапарт готовят государственный переворот. Все подталкивало короля к тому, чтобы вновь заняться поисками нового Монка.

Самой подходящей кандидатурой ему казался генерал Луи-Александр Бертье. Профессиональный военный, участник Войны за независимость США, он в годы Революции дослужился до бригадного генерала. Поскольку Бертье был начальником штаба Итальянской армии и даже командовал ею на рубеже 1797–1798 годов, на него пал отсвет славы Бонапарта. К тому же его мать, Мари-Франсуаза, много лет назад занимала должность камеристки графа Прованского, а сам Бертье в первые годы Революции был искренним роялистом. К нему был направлен специальный посланник короля, однако он так и не успел вступить в контакт с генералом до отбытия того в Египет.

В феврале 1798 года английскую резидентуру в Швейцарии возглавил молодой родственник государственного секретаря по иностранным делам лорда Гренвиля Джеймс Тэлбот. Он решил пойти другим путем и организовать физическое устранение членов Директории, за которым должны были последовать восстания в департаментах. Были найдены и финансы, и заговорщики, готовые взяться за реализацию этого плана, однако Тэлбот не получил одобрения Гренвиля. Министр с отвращением заявил, что подобный заговор «абсолютно несовместим с Честью и гуманизмом, которые ‹…› ныне характерны для цивилизованной Нации и необходимы для соблюдения Законов и правил цивилизованной войны».

Франция готовится к продолжению войны

К 1798 году можно было сказать, что исполнилась давняя мечта французов: Франция наконец достигла своих «естественных границ». На юге она простиралась до Пиренеев и Средиземного моря, на западе ее ограничивал океан, на севере после присоединения Бельгии она доходила до Северного моря, на западе – до Рейна и Альп. Эта огромная территория была поделена на 103 департамента – на двадцать больше, чем в 1789 году.

В этих условиях существенно возросла роль армии, которая и без того в ходе Революционных войн приобрела немалую самостоятельность. Армия стала одним из важных символов достижений Французской революции и воплощала в себе, в частности, безграничные возможности для продвижения по социальной лестнице. Она лишь до известной степени отражала тот разброс политических взглядов, который существовал в обществе. Армия была существенно более республиканской, чем население страны в целом, и более безразличной к религии – во многом за счет проводившейся в ней чрезвычайно активной пропаганды. Войска привыкали считать себя спасителями отечества – и на полях сражений, и во внутриполитических баталиях. Солдаты нередко были преданы популярным генералам, особенно с учетом того, что их снабжение и вознаграждение зачастую зависели не столько от Директории, сколько от командующего. Генералы же формально подчинялись правительству, но в реальности, как показал пример похода на Париж Гоша и кампаний Бонапарта, обладали немалой автономией, причем власти предпочитали с полководцами не ссориться. Да и сами генералы стали со временем превращаться в дипломатов и политиков, будь то Бонапарт в Австрии или Клебер в Египте.