Французская революция

На юге против Парижа 7 июня восстал Бордо, столица Жиронды, что, впрочем, было неудивительно, так как представлявшие этот департамент депутаты оказались в числе изгнанных. Здесь также принялись создавать вооруженные отряды для отпора столичным радикалам. Комиссаров Конвента, приехавших из столицы с разъяснениями, развернули и отправили обратно. В последующие недели восстание перекинулось и на другие департаменты юга. В июле в нем уже участвовали такие крупные города, как Марсель, Тулуза, Ним и Тулон.

Лион, второй по величине город Франции, не протестовал против изгнания депутатов-жирондистов лишь потому, что к тому моменту он уже и так находился в конфронтации с революционными радикалами. Местные якобинцы, возглавляемые бывшим купеческим приказчиком Мари Жозефом Шалье, ранее явочным порядком захватили контроль над муниципалитетом и так измучили лионцев своим произволом, что те 29 мая 1793 года подняли бунт и свергли узурпаторов. Новые органы городского управления дали в Париж знать, что не хотят ссориться с Конвентом, но подчинившие себе Конвент монтаньяры, заступившись за Шалье, предпочли добрую ссору с Лионом худому миру. Пришлось тогда и лионцам собирать войска для защиты себя от столицы. Оборону города возглавил опытный боевой офицер Луи Франсуа Перрен де Преси, еще юношей сражавшийся в Семилетней войне, а позднее участвовавший в кампании по завоеванию Корсики. Его роялистские взгляды, правда, шли вразрез с республиканскими убеждениями мятежных городских властей, но у тех особого выбора не было.

Хотя поднявшееся в провинции протестное движение было направлено не против Конвента как такового, а против нарушения его же прав парижскими активистами, захватившие власть монтаньяры поспешили обвинить инсургентов в посягательстве на «единство и неделимость Республики». Официальная пропаганда назвала все происходившее «федералистским мятежом». Позднее это не слишком точное определение перекочевало в историографию. По традиции историки используют его и теперь – надо же как-то называть эти события, – отмечая, однако, что и монтаньяры, и их оппоненты едва ли не в равной степени настаивали на централизации власти.

Упрочение позиций монтаньяров

Власть, полученную фактически в результате государственного переворота, монтаньяры старались закрепить за собой посредством ряда популярных мер. Уже 3 июня Конвент принял декрет о распродаже конфискованных у эмигрантов земель небольшими участками с рассрочкой на десять лет, что открывало путь к приобретению национальных имуществ даже не слишком богатым людям – тем, кто не имел свободных средств для покупки крупных владений. Декретом от 8 июня увеличивались оклады государственных служащих, что должно было обеспечить новым лидерам Конвента их поддержку. 10 июня депутаты проголосовали за декрет о равном разделе общинных земель между членами общин. И наконец, декрет от 17 июля окончательно похоронил сеньориальный комплекс, объявив о полной и безвозмездной отмене всех сеньориальных повинностей.

Возглавляемый монтаньярами Конвент не стал тянуть и с подготовкой новой конституции, ради чего он, собственно, и был созван. Если над предыдущей Конституцией 1791 года Учредительное собрание коллективно работало в течение двух лет, то новую конституцию молодой адвокат Мари-Жан Эро де Сешель написал с посильной помощью нескольких коллег примерно за десять дней. Выходец из влиятельного рода судейской аристократии, он с первых дней поддержал Революцию и даже числился среди участников штурма Бастилии. В Законодательном собрании он проявил себя республиканцем, а в Конвенте примкнул к монтаньярам, доверившим ему столь ответственную миссию. И он с ней успешно справился, уже 10 июня представив проект основного закона коллегам. Две недели ушли на обсуждение и доработку, и 24 июня Конституция 1793 года была принята в окончательном виде.

Согласно ей, республикой должно было управлять однопалатное собрание, избираемое прямым голосованием всех граждан мужского пола, достигших 21 года. Наряду с учреждением представительного органа предполагалось введение элементов прямой демократии: любой принятый Собранием законодательный акт подлежал утверждению еще и всенародным голосованием, если того потребует 1/10 избирательных собраний более чем в половине департаментов. Подобная процедура участия каждого гражданина в законотворчестве должна была понравиться массам своим демократизмом, но едва ли была применима на практике, учитывая несовершенство существовавших тогда средств сообщения.