Французский обиняк

Накручивая себя за необдуманный шаг — отвезти лично документы, чтобы посмотреть на контрразведчиков, которые, как он начинал понимать, подбираются к нему, Вьюгин предельно ясно осознал, как это стремление увидеть противника теперь сильно осложнит его жизнь. Он засветился перед контрразведкой. Такое понимаешь сразу, безоглядно! Он еще подумал, что зря напирал у себя в отделе, чтобы лично отвезти эти документы. Начальник отдела еще ерепенился, дескать, не твое это дело — возить документы вместо обученного курьера спецохраны, но Марк, используя свое необычное, привилегированное положение ставленника верхних людей из партаппарата, прекратил эти слабые попытки и поехал на встречу со своим врагом. Теперь развитие событий ускорится, и ему очень даже быстро могут перекрыть кислород, а то и вообще стреножить! «Дурак! Любитель острых ощущений, мать его так, на кой черт я поднял голову?! Он теперь срежет меня, как косой на заливном лугу! Но каков чертило![247]» — Марку вспомнилось давно забытое, пацанское выражение, не раз звучавшее на толковищах сверстников его жизни на Басманке. Свернул к тротуару и остановился. Стало как-то уж совсем нехорошо, и он, нагнувшись в открытую дверцу, выблевал на дорогу весь легкий перекус в кафе по дороге на встречу с Быстровым.

В «Хаммерцентре», в отделе медиапроектов, Вьюгин взял список презентаций предполагаемых выставок, буклетов к ним, пять минут потрепался с кем-то, кого даже не запомнил, вышел на улицу, постоял, потом вернулся и решительно направился к телефонам-автоматам.

— Здорово, Елизаров! — сказал он в трубку, услышав голос своего старого знакомого. — Я тут, в хаммерке, не хочешь посидеть, кирнуть? Немного?

— Да, приду, все равно делать нечего! — ответил Елизаров.

Вьюгин хорошо знал, что приглашение будет принято и он сможет расколоть своего знакомого, кабинет которого был на два этажа ниже кабинета этого «охотника за шпионами», как вначале про себя назвал Быстрова, потом переиначил и остановился на определении «забойщик».

Елизаров жил недалеко, на Пресне, рядом с универмагом Военторга, поэтому ждать пришлось недолго, и вскоре они сидели в ресторане, наливая по третьей рюмке.

— Слушай, Елизаров, только что отвозил документы одному товарищу из Большого дома, только он на два этажа выше тебя сидит. Какая-то группа консультантов помощника председателя! Так вот, там Быстров такой есть, который и принял у меня. Занозистый, даже совершенно не в наших «понятиях». Кто такой, не знаешь?

Елизаров, ленивый отпрыск партийного руководителя области, давно пригрел свое место, нашел послушных исполнителей всей своей бумажной работы, а сам продолжал наращивать контакты в центральном аппарате, считая это своей основной работой. Такое, естественно, не могло пройти незамеченным в стенах бдительного учреждения, и раза два ставился вопрос о нарушении правил внутреннего распорядка, но все снималось, по мановению волшебной палочки, простым звонком из Административного отдела ЦК КПСС, где восседал старый друг отца Елизарова. Вьюгин и сам попал в потные и жаркие объятия этого проходчика, сразу смекнув, что этот приблатненный хитрован располагает неоспоримым преимуществом перед всеми его знакомыми, потому что знал всех и все, что происходило в аппарате.

— А тебе зачем? Почему спрашиваешь? — прищурился Елизаров, который нашел в памяти, на полочке «слушок» или, как он сам называл, «зарубку».

— Отбрил он меня, резко и нелицеприятно!

— Так он может и не такое! Два или два с половиной года назад он у себя в Крае рассекретил особо деликатную операцию Центра, почти сорвал проведение! Крутой волкодав! Работает, не обращая внимания ни на чины, ни на положение! Если надо, разорвет в клочья!

— Ты говоришь, в Крае? Так он здесь в командировке?

— Нет, дорогой Марк, он в штате советников при помощнике председателя! Его вытащили для проведения серьезной работы здесь, у нас!

— А что за работа? — помертвел лицом Вьюгин.

Елизаров пронизывающим взглядом окинул Марка, немного подумал и сказал, но весьма неуверенно:

— Не знаю! Говорят, дыру приехал заделать! К себе в группу затребовал одного из ваших, из ПГУ.

Такой расклад был более неожиданным для Вьюгина, чем создание самой группы.

— Не знаешь кого?

— Какой-то Каштан Д.Г., полковник из действующего резерва. Отозвали из «вышки» на работу в группе.

Вьюгин мог ожидать от судьбы чего угодно, но только не такого. Он мгновенно вспомнил свою протокольную беседу в Париже с ней накануне отъезда, и внутри все оборвалось.

— Это она! Дора Георгиевна Каштан! — с трудом выдавил из себя Марк.