Французский орден особиста

Начало смеркаться, у Колесника иссякло терпение, и он уже порывался отправиться на выручку бойцам, когда с улицы донесся требовательный звук автомобильного клаксона. Во двор въехал седан темного цвета, над его капотом развевался красный флажок с государственной символикой СССР – серпом и молотом. Из седана вышел майор молодцеватого вида и что-то спросил у куривших бойцов. В глаза Колесника, смотревшего в окно, бросилось изменение, произошедшее в форме советских военнослужащих. На плечах майора были погоны, и они придавали ему более строгий, по-настоящему военный вид.

Одернув гимнастерку, майор решительно направился к входу в штаб. Колесник невольно подтянулся; возвратившись к столу, он принялся наводить порядок и прислушивался к тому, что происходит за дверью.

– Смирно! – прозвучала команда дежурного по штабу.

«Молодцы, ребята, не подкачали! Пусть майор знает, у нас настоящая воинская часть, а не махновщина», – с теплотой подумал Колесник.

За дверью раздались уверенные шаги, затем она распахнулась, и на пороге возник майор.

– Здравия желаю! – поздоровался Колесник и представился: – Командир советского партизанского отряда Сил внутреннего сопротивления Франции лейтенант Александр Колесник.

– Здравствуй, лейтенант, – ответил крепким рукопожатием майор, назвал свою фамилию: Храмов – и отметил: – Молодец, служба у тебя поставлена как надо.

– А как же иначе, товарищ майор! Как говорится, там, где заканчивается порядок, там заканчивается армия.

– Все правильно, лейтенант, – похвалил Храмов и уточнил: – Так это ты звонил в миссию?

– Я, товарищ майор! – подтвердил Колесник и, не в силах сдержать душивший его гнев, выпалил: – Товарищ майор, это уже ни в какие ворота не прет! Американцы вконец обнаглели! Мало того что задержали моих бойцов, так еще переманивают их к себе. Если так дальше пойдет…

– Не у тебя первого, лейтенант! – оборвал Храмов.

– Да как так можно, товарищ майор? А еще союзники называются!

– А вот так. Ну да ладно, скоро твои бойцы будут здесь, – не стал углубляться в болезненную тему Храмов. Задержав взгляд на Колеснике, он спросил: – Как у тебя с чаем, лейтенант?

– О чем речь, товарищ майор! Сейчас все будет! – повеселел Колесник, выглянул за дверь и позвал: – Воронов! Володя!

Из коридора донесся топот, в кабинет влетел боец:

– Вызывали, товарищ лейтенант?

– Да! Значит, так, Володя, одна нога здесь, другая там. Принеси чай и к нему еще что-нибудь. Ты понял?

– Так точно! – заверил Воронов и, скосив глаза на майора, уточнил: – С прицепом или как?

Колесник замялся. Храмов хмыкнул и с улыбкой произнес:

– Можно и с прицепом, но смотри у меня, боец, чтобы я потом в кювет не свалился.

– Понял, товарищ майор! Обещаю, все будет в лучшем виде! – заверил Воронов и исчез в коридоре.

Храмов прошел к дивану, сел, снял фуражку, придирчивым взглядом пробежался по кабинету и отметил:

– Молодец лейтенант, у тебя, гляжу, везде порядок. Это где ж тебя так приучили?

– В артиллерийской школе, товарищ майор.

– О, так ты кадровый! А что заканчивал?

– Вторую Ленинградскую артиллерийскую школу.

– Бывал в ней. А в каком году выпускался?

– В тридцать шестом.

– Ого, так ты со стажем! А где служил?

– Сначала в Киевском Особом военном округе, под Житомиром. Службу начинал с должности командира взвода управления и огня пятьдесят восьмого тяжелого артиллерийского полка. В тридцать девятом… – Колесник замялся.

– Что, попал под репрессии? Ну, говори! Говори, лейтенант! – торопил Храмов.

– Нет, товарищ майор, перешел на службу в военную контрразведку.

– Так ты особист! – В Храмове проснулся неподдельный интерес. – Ну, давай рассказывай! Рассказывай!

– Да рассказывать, собственно, нечего. Все как у всех. Полгода учился на специальных курсах, в дальнейшем служил оперуполномоченным в 109-й мотострелковой дивизии 16-й армии Забайкальского военного округа.

– Да уж, как говорится у нас военных, забудь о том, чтобы вернуться обратно.

Рябов улыбнулся:

– Тут мне повезло больше, чем другим, – я снова вернулся на Украину.

– И куда?

– Почти туда же, где начинал офицерскую службу, – в Скругулёвские военные лагеря под Бердичевым. – Улыбка сошла с лица Колесника, голос дрогнул. – Там меня и застала война. Первый бой принял двадцать шестого июня под Острогом.

– А я четвертого августа, как сейчас помню… – Храмов тяжело вздохнул. – Ладно, давай дальше рассказывай.

– Собственно, и рассказывать-то нечего, товарищ майор. Потом отступление, окружение и… – Колесник замялся, не решаясь раскрыть тайну, которую носил в себе больше трех лет.

Храмов не торопил, понимая чувства, которые сейчас испытывал лейтенант. Ему самому пришлось до конца испить горькую чашу войны, он потерял боевых товарищей, потерял близких, это и есть самое страшное на войне. Увидев в глазах майора сочувствие, Колесник, набравшись духа, выпалил:

– Товарищ майор, я не лейтенант Колесник!.. Я лейтенант Рябов… Иван Васильевич Рябов.

– Что?! – сощурив глаза, переспросил Храмов.