Французский орден особиста

Капитан Федоров знал, что в этих строчках из дневника и в этих чудовищных фотографиях таится истинная правда. Он продолжил допрос. Но Бойе категорически отрицал свою причастность к тем преступлениям, что были бесстрастно запечатлены объективом фотоаппарата и описаны в дневнике. «Вымысел, – говорил он, – попытка написать роман… А фотографии… вы все не так поняли…»

На следующий день допрос продолжился, Бойе упорно стоял на своем. И Федорову, у которого в условиях фронтовой обстановки не было возможностей и дальше разрабатывать упрямца, ничего другого не оставалось, как отправить полковника со всеми документами в армейский сборно-пересылочный пункт проверки, написав соответствующий рапорт.

Там Бойе тоже долго не задержался. Улики – дневник и фотографии – и на этот раз не смогли «выстрелить». Полковник крепко держал язык за зубами и почти ничего не говорил о своей службе и боях, в которых участвовал его 134-й пехотный полк. За те несколько недель, что он находился на фильтрационном пункте, оперативники, несмотря на понимание причастности полковника к серьезным преступлениям, так и не смогли полностью вывести его на чистую воду. Важных свидетелей преступлений, в совершении которых он подозревался, в числе пленных не оказалось…

После завершения предварительной проверки Бойе отправили в глубокий советский тыл. Конечным пунктом назначения для него стал Красногорский специальный лагерь, затерявшийся в густых марийских лесах. В нем содержались пленные офицеры и генералы вермахта. Чистый барак, довольно просторная комната, в которой Бойе жил с тремя старшими офицерами, сносная по условиям военного времени пища и работа по желанию в столярных мастерских или на заготовке леса ничего общего не имели с рассказами об ужасах советских лагерей, что распространяла геббельсовская пропаганда. И конечно же, эти условия нельзя было сравнить с условиями, в которых содержали советских солдат и офицеров в гитлеровских концентрационных лагерях.

Для Бойе и сотен других военнопленных потянулись дни, похожие один на другой. Время от времени в лагерь с очередной партией пленных поступали скупые новости о все более катастрофическом для германской армии положении на фронтах. Приходила также информация об очередном трибунале над разоблаченными военными преступниками, причем не только над немцами. Советская контрразведка не дремала и упорно отрабатывала всех тех, кто засветился в связях с гитлеровскими спецслужбами, кто участвовал в карательных операциях против партизан, в зверствах над местным гражданским населением, издевался над советскими военнопленными.

По мере того как части Красной армии все дальше продвигались на запад, судебные процессы над военными преступниками происходили все чаще. На освобожденных от оккупантов территориях «заговорили» мертвые и уцелевшие после карательных расправ свидетели злодеяний. Число свидетелей, дававших важные показания на гитлеровцев, бесчинствовавших на оккупированных советских территориях, росло.

Бойе по-прежнему оставался крепким орешком для местных контрразведчиков, а его дневник – неразгаданной до конца загадкой. Сам он не горел желанием раскрывать ее перед советской контрразведкой. Правда, у него появилась другая версия. Попытка написать роман – да, но, кроме этого, он все валил на погибшего обер-лейтенанта Эверста, под нажимом и чуть ли не под диктовку которого и была якобы написана эта «пропагандистская агитка». Ничего не дали и настойчивые поиски сослуживцев Бойе по другим лагерям военнопленных. А те немногие, что нашлись, предпочитали не распространяться о своей службе в 134-м пехотном полку. Но советские военные контрразведчики не теряли надежды и продолжали углубленную оперативную разработку полковника, и в конце концов их профессиональное терпение было вознаграждено.

Двадцать шестого сентября 1943 года контрразведчикам поступили агентурные данные, согласно которым полковник в запале политического спора в узком кругу военнопленных проговорился, что с 1936 по 1938 год служил командиром отдельного батальона СС в Гамбурге. Позже, когда в лагерь просочились слухи о временных победах фашистов в Крыму, Бойе с нескрываемой радостью заявил своим собеседникам: «С этим сбродом вскоре будет покончено! Нельзя терять веру в себя и Германию!»

Спустя несколько дней контрразведчики получили еще одну важную оперативную информацию. Один из лагерных агентов сообщил, что «полковник Бойе очень опасается истории со своей книжкой». Старший оперуполномоченный капитан Сергей Савельев и начальник отдела подполковник Федор Пузырев давно рассчитывали это услышать.