Французский орден особиста

«Я познакомился с генерал-фельдмаршалом Паулюсом еще до войны, на маневрах. Тогда он был генералом и начальником штаба танкового корпуса. Здесь, в лагере, его все уважают и почитают. На политические темы он вообще не разговаривает, так как считает, что его подслушивают. Фельдмаршал никогда и ничего не предпримет против Германии и ее правительства. К Союзу немецких офицеров [41] его никогда нельзя будет привлечь. Это он расценивает как предательство…»

Реакция контрразведчиков на «важное сообщение» Бойе была более чем прохладной. Но они продолжали вести с ним оперативную игру. А «Цезарь» сдавал всех подряд. Следующим после Паулюса он сдал своего бывшего патрона и покровителя генерал-полковника Штрекера, с которым воевал еще в Первую мировую войну. Армейский служака еще кайзеровской закваски после возвращения лейтенанта Бойе из британского плена не забыл его, помог социализироваться, а потом занять место в армии. Даже здесь, в лагере для офицеров и генералов вермахта, Карл Штрекер остался верен старому германскому армейскому товариществу. На допросе у контрразведчиков он настаивал на том, что «обвинение полковника Бойе в неправильном обращении с русским населением может быть только фатальной ошибкой». С армейской решительностью генерал заявлял: «Я за это полностью могу поручиться и полностью отвечаю!» Знал бы бывший кайзеровский, а позднее гитлеровский генерал, кого пытается выгородить и защитить…

Бойе отплатил генералу черной неблагодарностью. В очередном своем агентурном доносе он сообщал:

«…Генерал Штрекер раньше многих других офицеров вермахта стал придерживаться национал-социалистических взглядов. Он против Союза немецких офицеров и никогда и ничего не предпримет против Германии. К деятельности в плену его привлечь нельзя».

Не забыл Бойе и своего непосредственного командира генерал-лейтенанта Дебуа. О нем бывший полковник писал:

«…Генерал Дебуа – убежденный национал-социалист и противник Союза немецких офицеров. Но он не верит в военную победу Германии, и его можно привлечь к сотрудничеству».

Кроме них Бойе настрочил доносы еще на добрую дюжину «сидельцев». Но все это не могло отвлечь внимания Савельева и Пузырева от главного в проводимом скрупулезном расследовании – от поиска неопровержимых фактов, свидетельствовавших о совершенных полковником Бойе преступлениях. И тогда Бойе, продолжая выторговывать себе жизнь, прибегнул к очередной уловке. Он пытался убедить контрразведчиков в том, что может быть крайне полезен для оперативной работы в самой Германии, и настойчиво предлагал свои услуги для установления контактов с высокопоставленными лицами в Берлине. В своих прожектах Бойе обещал привлечь немецких офицеров для «борьбы с Гитлером, чтобы подготовить будущий необходимый демократический строй в Германии».

Этот очередной ход не усыпил бдительности опытных офицеров контрразведки, и 18 октября 1943 года на имя заместителя начальника Управления НКВД СССР по делам военнопленных комиссара госбезопасности 3-го ранга Мельникова был направлен рапорт, в котором указывалось:

«За период пребывания в лагере Бойе выполнил ряд заданий и представил небольшие материалы описательного характера. Высказал заинтересованность в своем производстве в генерал-майоры, чтобы потом активно работать в генеральском лагере. Вместе с тем на него добыты оперативные и документальные данные, указывающие на участие в злодеяниях против командиров, комиссаров и солдат Красной армии».

Реакция Мельникова на доклад была незамедлительной: он потребовал «немедленно взять Бойе в активную разработку». И чекисты продолжили свою кропотливую работу по сбору доказательств преступной деятельности нациста.