– Нет. Пока што воюют с фрицами. Но, мать честная…. Есть у них маки, подчиняются Торезу Морису. Слыхали про таких?
– Конечно! Это же французские коммунисты! – дружно прозвучало ответ.
– Другие – из «Свободной Франции», они подчиняются генералу де Голлю, про такого тоже, наверное, слыхали?
– Да, – подтвердил Рябов и уточнил: – А тут-то кто действует?
– Так я ж говорю, сплошная каша! Кроме коммунистов и голлистов, зашевелились еще и вишисты – это те, кто раньше фрицам служил. Но щас у них тоже свои партизаны завелись.
– Саныч, а чего тут выбирать, надо присоединяться к торезовцам! – предложил Орлов. – Хоть мы и не знаем их языка, так, отдельные слова, зато по духу они наши, коммунисты.
– Коля, давай пока не будем торопиться, – предостерег Рябов и задумался.
Ситуация, сложившаяся во французском Сопротивлении, не внушала большого оптимизма. Соперничество между двумя основными силами – коммунистами и голлистами – не только мешало деятельности партизан, но играло на руку Абверу, гестапо, СД и всем французским службам, помогавшим германским оккупационным властям. Они создавали ложные подпольные группы, ложные партизанские отряды и, натравливая их то на маки, то на голлистов, вносили дополнительный раскол в и без того нестройные ряды. Поэтому Рябов не торопился с решением, чтобы не оказаться в роли легкой добычи для провокаторов.
– Андрей, а много таких, как мы, скрывается по фермам и хуторам? – спросил он у Петриченко.
– Точно не скажу. Но уже есть серьезные партизанские отряды из наших! Они такой шорох тут наводят, шо фрицы по ночам носа не кажут! – с гордостью заявил Петриченко.
– К ним бы и податься! – загорелся Геращенко.
– И где они, эти отряды? – уточнил Рябов.
– Дальше на севере. Есть даже Центральный комитет советских военнопленных во Франции! Все советские партизанские отряды и подпольные группы под его крылом действуют. Комитет издает свою газету, называется «Советский патриот». У меня есть несколько номеров.
– Саныч, что тут думать! Мы ж про Комитет от Алексея слышали, – воскликнул Орлов.
– Всему свое время, Коля! – не спешил Рябов. – Для начала нам надо оружие добыть.
– Так у фрицев и заберем!
– Голыми руками? Нет, Коля, так не пойдет. Мы на чужой земле и ходов не знаем.
– Французы нам здорово уже помогли. Они и с оружием помогут.
– Андрей, что ты по этому поводу думаешь? – спросил Рябов.
Петриченко, помявшись, признался:
– Помогут-то помогут… но, хлопцы, имейте в виду, воюют тут не так, як у нас.
– А как? Расскажи, – попросил Рябов.
– Днем все где-то работают или по хатам сидят. А ночью собираются и колошматят фрицев. Но колошматят тоже не больно шибко, не по-нашему. А потом прячут оружие и снова расходятся по хатам.
– С нашими физиономиями после лагеря много не навоюешь, – заметил Орлов. – Да и документы, что Алексей дал, хлипкие, он же предупредил.
– Придется подождать, пока нормальные сделают, – кивнул Рябов и обратился к Петриченко: – Ты сможешь собрать наших ребят, что по фермам сидят?
– Собрать могу, а куда потом их вести?
– Давай сюда, если надежно.
– Вполне. Фрицы здесь редко бывают, и с хозяином можно договориться.
– Хорошо, Андрей, – улыбнулся Рябов. – Навались, ребят, а то жаркое стынет!
После обеда Петриченко ушел, а Рябов, Геращенко и Орлов, забравшись на сеновал, отсыпались после изнурительного перехода. Они не слышали, как внизу батраки ремонтировали перегородку, а надсадный рев трактора, вскрывавшего силосную яму, казался легким стрекотанием, совсем не мешавшим видеть мирные сны.
Рябов проснулся, когда начали сгущаться сумерки. Он не стал будить товарищей – вернулся в мансарду и принялся наводить порядок. Вытер пыль со шкафа, по-деловому принялся прикручивать разболтавшиеся ручки на выдвижных ящиках стола. В одном из них обнаружились стопка тетрадей и коробка цветных карандашей. «А почему бы не вести дневник?» – подумал он, выбрал остро оточенный карандаш и открыл тетрадь.
Первая запись была сделана по памяти: