Французский сезон Катеньки Арсаньевой

— В определенной степени — и то, и другое. Во всяком случае, я всегда утверждал, что именно скука — двигатель прогресса. И без нее человечество было бы обречено на жизнь в теплой уютной пещере в окружении храпящих соплеменников. И я бы убедил вас, дорогая, в этом окончательно и бесповоротно, если бы у меня было на это хотя бы полчаса досуга. Но мы и так потеряли много времени впустую. Пока мы с вами выплескивали на жилетки друг другу свои утонченно-изысканные движения души, мои знакомые без устали, я бы сказал, как гончие псы Дианы, рыскали по городу, с одной единственной целью — порадовать меня какой-нибудь, как говорят в Европе, сенсацией. И кое-что действительно вынюхали и принесли к моим ногам.

— Боюсь, что вашим осведомителям не слишком бы польстила подобная характеристика.

— Вот как? Не думаю. Быть гончим псом богини, — он недвусмысленно кивнул в мою сторону, — честь для мудрого человека и истинно верующего человека.

— Надеюсь, вы не причисляете себя к богам…

— Пока нет, а после смерти… Честно говоря у меня не было времени подумать на эту тему. Потому что события последних часов перевесили чашу моего любопытства в сторону злободневности. И на вечность, извините за каламбур, времени совершенно не осталось.

— Так что же произошло за эти последние часы?

— Как? — воздел он руки к потолку, — я еще не сказал вам самого главного? О, пусторечивый и легкомысленный воин, хвастовством перещеголявший героев Плавта. Гнев богини воспой…

Петр Анатольевич остановился столь неожиданно, словно на полном ходу врезался в дубовое ограждение. И после крохотной паузы продолжил максимально серьезно и без тени иронии:

— За несколько часов произошло столько, что рассказ об этом занял бы у меня сутки. Начну с главного: в доме Лобанова сгорело не только тело хозяина, но и его верного слуги. Помнится, вы упоминали о нем вчера вечером.

— Даже не верится, что это было только вчера. Как это произошло?

— Время бежит… Так вот. Он вернулся, насколько мне стало известно, вскоре после дождя, то есть буквально через час после вашего туда визита. И когда наш героический борец с городскими беспорядками, в миру Димитрий, понял, что его начальство про него забыло, то распрощался с ним, а также с покойным, поскольку не понимал, почему должен охранять мертвого человека, справедливо полагая, что охранять нужно живых, а еще лучше — свое супружеское ложе, поскольку не далее, чем полгода назад вышел из под венца, но уже боится получить ему на смену менее эффектный головной убор, который из суеверия принято называть рогами, чтобы не называть более точным именем.

— А Всеволод Иванович так и не вернулся?

— Нет. Ни он, внезапно занемогший, ни доктор к месту преступления в этот вечер так и не вернулись.

— Что за недуг?

— Самый что ни на есть банальный. Как говорили у нас в гимназии, брюхо свело. А может отравился несвежей водкой. За обедом они с доктором наверняка приняли…

— Не знала за ним такого греха. Да и Карл Иванович, насколько мне известно…

— Ну грех это, положим, небольшой… — поправил меня Петр Анатольевич и по этому случаю подлил себе в рюмку. — А Карл Иванович тут совершенно ни при чем.

— Как ни при чем? Разве не он осматривал тело?

— Он не смог бы этого сделать при всем желании.

— Почему?

— Его нет в городе. Поэтому с Всеволодом Ивановичем поехал временно замещавший его эскулап по имени… дай Бог памяти… Борис Кузьмич Шамаев. А он в отличие от Карла Ивановича без штофика за стол не садится. Да и Всеволод Иванович, став главным, себе иной раз позволяет. Да и грех было бы не помянуть покойного, проведя в его компании весь день… Так или иначе, Всеволоду Ивановичу стало плохо, Борис Кузьмич повез его домой, а Верный страж Димитрий оставил тело Лобанова на его верного слугу, не пожелавшего расстаться со своим хозяином и после смерти.

— Кошмар…

— Да, история, прямо скажем… Но это еще не все.

— Дайте отдышаться.

— Мы в самом начале пути. И привал неуместен, разве что на глоток коньяку.

— В таком случае — продолжайте.

— Как скажете. В таком случае по поводу самого пожара…

— Да-да…

— В полицейском управлении склонны считать это результатом прямого попадания молнии. То-есть несчастным случаем…

Петр Анатольевич сделал многозначительную паузу.

— Но это же бред, — воскликнула я.

— Верую, ибо нелепо, Екатерина Алексеевна. К тому же легче переложить ответственность на Илью Громовержца. И уголовного дела на него заводить не требуется, потому как к суду не привлечешь, да и разыскать было бы трудновато. А что вас удивляет? Ведь свидетельств поджога нет, почему бы не свалить на богов? Тем более, что и гроза в тот день была знатная.

— Но к тому времени она закончилась…

— Откуда вам это известно? Вы что — присутствовали при этом?

— Но вы же прекрасно понимаете…

— Я — да, а у полиции другие резоны.