Французский Трофей 2. После войны

– Конечно! – Этьен рассмеялся и закивал, понимая, что иначе и быть не может. Ведь и для него это имя стало совершенно особенным и судьбоносным.

Как они и предполагали, их раннее возвращение домой наделало много шума. Но Женя наотрез отказалась ехать куда-либо до родов, огорошив этой новостью всех домашних. Когда все узнали историю с аудиенцией у императора, валерьянка понадобилась почти каждому. А когда пришел указ с императорской подписью и печатью, Женя вернулась в академию под своим настоящим именем, не скрывая растущий живот и отмахиваясь от других, что работа помогает ей бороться с тошнотой, что было абсолютной правдой.

К счастью, к шестому месяцу этот недуг её оставил, так что абсолютно ничто не омрачало её беременность.

Только по мере роста живота стоять возле операционного стола было все тяжелее, да и стоять в принципе.

Тут уж расстарался Василий – сделал специальный стул, чтобы и ноги, и спина уставали меньше.

Конечно, мать, сестры и Дуняша очень переживали и стращали ее всяческими суевериями и приметами. Но Женя их не слушала, а последним словом стало то, что никакие повитухи присутствовать не будут, и даже старый семейный врач.

– Роды примет Андрей Ионович, – безапелляционно заявила она во время очередного разговора. – Никто лучше него не справится.

А поскольку Этьен в этом выборе поддержал её, возражать больше никто не посмел.

Хотя сам Михайловский, кажется,поначалу был обескуражен таким ультиматумом, но, конечно же, пообещал позаботиться о Жене и ребенке.

– Андрей Ионыч, если придется выбирать, кого спасать, спасайте у кого больше шансов выжить, – все же сказала однажды ему тихонько Женя. – Даст Бог, не придется, но если что, я верю, что вы сможете сделать правильный выбор.

Михайловский едва за сердце не схватился, но все же призвал на помощь весь свой профессионализм, который понадобится ему в любом случае.

– А ты, душа моя, не думай ни о чем таком, – попросил он, мысленно помолившись,чтобы Господь не послал ему такой выбор.

Женя кивнула, но на всякий случай сделала письменные распоряжения, в случае ее смерти и спрятала их в своем несессере, чтобы никто не нашел раньше времени. У нее не было дурных предчувствий, или еще чего, просто она хотела предусмотреть все возможные варианты. И все же себе вредить она тоже не планировала, и когда поняла, что роды могут начаться со дня на день, оставила работу и к радости матери, сидела дома.

И даже, когда Этьен или сестры предлагали ей совершить прогулку по их владениям, в двуколку она забиралась предельно осторожно, избегая приближаться к лошадям – береженого бог бережет.

Они остановились возле яблочного сада, где земля была буквально усыпана ковром из яблок, но на деревьях их было еще больше, когда Женя вдруг тихо охнула, схватившись за живот.

– Жени, что такое? – рассыпая яблоки, Этьен кинулся к ней.

Женя перевела дух, посмотрела на Этьена и с трудом выговорила.

– Домой, скорее, или я рожу ребенка прямо тут, в яблоки, – выдохнула она.

– Боже! – Этьен запрыгнул в двуколку и, стегнув лошадей, помчался в сторону поместья, благо, там было совсем недалеко. – Ивашка, скажи, чтобы послали за Михайловским, срочно! – закричал он еще из-за ворот.

Тот кивнул и побежал к конюшне, потеряв на ходу шапку. Женя тем временем с помощью Этьена осторожно выходила из двуколки.

– Господи, я и не думала, что это так больно, – выдохнула она, крепко держась за Этьена.

К ним уже бежали домашние – князь Евгений Дмитриевич и Дуняша.

– Похоже, пора, – сказал им заметно бледный Этьен, в итоге подхватив Женю на руки.

– Дуняша, горячую воду и простыни, – попросила Женя, урвав миг между схватками. – Этьен, неси меня в комнату, и иди с отцом, – велела она, не желая, чтобы он видел происходящее.

– Я буду с тобой, пока Андрей Ионыч не приедет, – решительно заявил он.

Но княгиня и Дуняша вытолкали его, а Евгений Дмитриевич увел в кабинет и налил коньяку.

– Это дело божеское, да женское, от нас там толку никакого, – объяснил он.

– У вас огромный опыт, – не мог не отметить Этьен.

К счастью, Михайловский примчался как ветер, решительно выпроводил из комнаты Жени ее мать и велел ей пока заняться полезными делами. Дуняшу, взяв с нее обещание не советовать под руку, оставил, чтобы она помогала. Потянулись томительные часы ожидания, сопровождаемые редкими криками Жени, от которых у Этьена вставали дыбом волосы.

Он то мерил шагами коридор под дверью "родильной палаты", то сидел в кабинете князя, отказываясь и есть, и пить.

От длительного ожидания ему начинало казаться, что что-то идет не так.

Казалось, что прошла целая вечность, когда Этьен вдруг понял, что больше слышит криков. У него практически остановилось сердце, как вдруг дверь комнаты открылась, и вышла Дуняша с небольшим свертком.

Но Дуняша улыбалась, так что у него отлегло от сердца, и он взял в руки сверток.

– Благословил вас Господь сыном, – улыбнулась она. – Богатырь.

Неумело, но предельно бережно Этьен взял на руки сверток, и едва взглянул на красную сморщенную мордашку, ощутил, как защипало в носу.

– А Женя? Как она? – опомнился он, прижимая к груди сына.