Французское искусство жить не напрягаясь

Прежде чем мы пойдем дальше, я спрошу: как вы представляете себе энергию? Какой образ она вызывает в сознании? Перед вашим мысленным взором встают накачанные напряженные мышцы (например, бицепсы бодибилдера или боксера-тяжеловеса) или стройный силуэт бегуна на длинные дистанции с его плавными движениями? Чтобы выбрать было легче, предлагаю вместе с Огюстом Роденом пройтись по его частной коллекции. Произведение, которым он больше всего гордится, – это греческая статуя Геракла, героя, обладавшего легендарной силой и совершившего всем известные 12 подвигов. Каким вы его видите? Супергероем с огромными ручищами, ножищами и грудными мышцами? Вы ошибаетесь. «Он совсем не похож на знаменитого Геркулеса Фарнезского, – удивлялся художественный критик Поль Гзель. – Статуя удивительно элегантна. Туловище и конечности полубога, юного и гордого, отличаются чрезвычайной утонченностью»{11}. Сила роденовского Геракла не в массивности, а в легкости и стройности. У него телосложение бегуна на длинные дистанции, а не спринтера на стероидах. Иначе как бы он поймал керинейскую лань с медными копытами? Да, его тело кажется крепким, но это впечатление создается не раздутыми мышцами, а гармоничными пропорциями. «Сила часто сочетается с изяществом, – как-то заметил сам скульптор, – и истинное изящество сильно».

Родену потребовалось некоторое время, чтобы осмыслить этот парадокс. В молодости он путал силу с усилием: «Я до тридцатипятилетнего возраста не осмеливался сойти с этого ложного пути, не годящегося для скульптора. Мне всегда хотелось делать нечто крепкое, мощное, но, как я ни старался, скульптуры вечно выглядели маленькими и безжизненными. Я понимал это, но ничего не мог поделать. Продолжая ваять как раньше, я чувствовал, что это неправильно»{12}. В конце 1875 г. Роден, который уже несколько месяцев отчаянно пытался спасти скульптуру, позже названную «Бронзовый век», вдруг решил отправиться в Италию – сначала пешком, а потом на поезде, – чтобы увидеть шедевры Микеланджело. Всего за несколько дней Рим и Флоренция перевернули жизнь Родена и избавили его от академизма. Флорентийский скульптор явно не следовал тем правилам, которым учился Роден, однако его скульптуры были живыми. И в естественных статуях Микеланджело Роден сразу же увидел то, что тщетно искал долгие годы, следуя навязанным правилам. Доказательство, что нужно всего лишь следовать природе (и что это не так уж и сложно), было прямо перед глазами. Но ему пришлось съездить в Рим, чтобы осознать то, что, по его собственным словам, он мог осознать в Париже – да и где бы то ни было.

Через несколько лет, став уже признанным мастером, Роден, ничуть не утративший восхищения Микеланджело как скульптором, выразил глубокие сомнения относительно смысла работ великого предшественника. Вопрос в положении тела. Если мы возьмем греческие мраморные скульптуры, например работы Фидия, то увидим, что там все гармонично и гибко: тела находятся в равновесии и покое, никаких усилий не заметно. Так Роден описывает одну из скульптур: она имеет четыре направления, «которые запускают очень нежную волну по всему телу». И далее:

Впечатление безмятежного очарования создается еще и вертикальностью самой фигуры. Линия проходит через середину шеи до внутренней части лодыжки левой ноги, на которую приходится весь вес тела. Другая нога, наоборот, свободна: она касается земли только кончиками пальцев, всего лишь создавая дополнительную точку опоры. Если ее поднять, равновесие тела не нарушится.

Это «поза, полная самоотверженности и грации», а то, как движение плеч сбалансировано движением бедер, «добавляет еще больше безмятежной элегантности»{13}. Чтобы действительно понять, о чем здесь говорит Роден, попробуйте ненадолго принять положение греческой статуи. Встаньте. Перенесите вес тела на левую ногу, а правую выставьте вперед, касаясь пола носком стопы. Одну руку положите на бедро, а вторая пусть свободно свисает. Голова должна быть естественным образом наклонена в сторону. Грудная клетка должна быть открыта – пусть на нее будет направлена вся сила света. Это положение покоя, одновременно беспечное и сосредоточенное, – квинтэссенция искусства древности, которое сводится к «радости жизни, спокойствию, изяществу, равновесию, разуму».