«Французы полезные и вредные». Надзор за иностранцами в России при Николае I

По этой беседе и по другим репликам, вырывающимся у Нессельроде, продолжает Мезон, «видно, насколько сам вице-канцлер, равно как и все истинные друзья Императора, оплакивает те грубые выходки, на какие толкает этого Государя болезненное неистовство характера». Мезон просит адмирала де Риньи хранить в тайне этот эпизод вообще и позицию Нессельроде в частности, чтобы император не стал мстить вице-канцлеру, а также чтобы французские газеты не комментировали мотивы отсутствия Мезона на церемонии. «Привлечь к этому обстоятельству внимание публики значило бы вызвать в Петербурге неудовольствие и обиду, которых лучше избежать», – резюмирует французский посол.

Наступил день открытия колонны. Мезон, в отличие от других членов дипломатического корпуса, которые смотрели на церемонию с балкона, специально пристроенного к дворцу по случаю торжества, на праздник не пошел и остался дома. Впрочем, кое-что он мог видеть и слышать из окон посольского особняка, находившегося на Дворцовой набережной, на месте нынешних домов 26 и 28, поскольку после того, как упала красная завеса, скрывавшая пьедестал колонны, пишет И. Бутовский, автор выпущенной по свежим следам брошюры «Об открытии памятника Императору Александру Первому», «с быстротою молнии загорелась пальба из 248 орудий, находившихся при войсках и занимавших Разводную площадь и набережные Дворцовую, Английскую и Биржевую», и продолжался этот гром пушек, по свидетельству Бутовского, около пятнадцати минут, а по информации «Санкт-Петербургских ведомостей» от 1 сентября – «в течение получаса».

Через два дня после торжества, 1/13 сентября 1834 года, Мезон в очередном донесении продолжал информировать адмирала де Риньи о своем поведении и об отношении к нему Николая I.

Адъютант Ла Рю (тот самый, с которым мы познакомились в предыдущей главе) утром 30 августа/11 сентября побывал у императора, но принял его не сам государь, а граф Бенкендорф, который высказал удовлетворение уступчивостью французского посла.

Тактика Мезона и Нессельроде принесла свои плоды. Император, как и предсказывал Мезон, в ночь с 5/17 на 6/18 сентября уехал в Москву, а императрица, также согласно с ожиданиями Мезона, 6/18 сентября отбыла в Берлин к отцу.

Николай в самом деле довольно быстро успокоился, и уже в донесении от 17/29 сентября 1834 года французский посол докладывал, что получил приглашение на маневры в Царском Селе и накануне там побывал. «Император, – писал Мезон, – принял меня ласково, а это означает, что он отдает мне полную справедливость»; кроме того, добавляет французский посол, граф Орлов полностью меня одобрил и даже повторил мне собственные мои резоны. Между тем относительно графа Алексея Федоровича Орлова было общеизвестно, что он является другом и доверенным лицом императора. Первый секретарь посольства Лагрене 20 апреля 1833 года сообщал герцогу де Брою:

Из всех лиц, окружающих Императора, никто не пользуется таким расположением и таким доверием, как граф Орлов. Ему известно Высочайшее мнение решительно обо всех предметах, и милости, какими он пользуется, обретают с каждым днем характер все более явственный. Связанный тесными узами с двумя министрами, которые в нынешних обстоятельствах играют в кабинете роль самую деятельную и необходимую, господином Нессельроде и господином Чернышевым [военным министром], он зачастую служит посредником между ними и Императором, так что всякий раз, когда Государь сей не сносится с ними напрямую, приказы его сообщает им не кто иной, как граф Орлов, который, будучи наполовину дипломатом, а наполовину военным, принимает равное участие в трудах обоих этих департаментов.