ради подтверждения своего вымысла Император, якобы воспроизводя битву тщательно и точно, совершенно извратил ее картину. Взгляните, как опроверг он историю на глазах у всей Европы.
В тот момент сражения, когда французы, громимые огнем русской артиллерии, бросаются на разящие их батареи, дабы, как вам известно, смело и удачно захватить неприятельские пушки, Император Николай, вместо того чтоб дать им выполнить сей знаменитый маневр, который справедливости ради должен он был допустить, а ради собственного достоинства – сам скомандовать, – Император Николай, льстя ничтожнейшим своим подданным, заставил отступить на три лье тот корпус нашей армии, которому мы в действительности обязаны были поражением русских, победным маршем на Москву и ее взятием. Судите же сами, как я благодарю Бога, что мне хватило ума отказаться присутствовать при подобной лживой пантомиме!..
Эта военная комедия дала повод для императорского приказа, который произведет скандал в Европе, если только будет там обнародован в том виде, в каком мы прочли его здесь. Невозможно более резко отрицать достовернейшие факты и более дерзко издеваться над совестью людей, а прежде всего над своею собственною. Согласно этому любопытному приказу, излагающему понятия своего автора, но отнюдь не подлинные события кампании, «русские преднамеренно отступили за Москву, а значит, не проиграли Бородинское сражение (но тогда зачем они его давали?), и, – говорится в приказе,
– кости дерзких пришельцев, разметанные от святой столицы до Немана, свидетельствуют о торжестве защитников Отечества».Впрочем, на церемонию 1839 года Николай сначала вообще не хотел звать никаких иностранных дипломатов, кроме посла Швеции (мотивируя это тем, что в 1812 году одна лишь Швеция была союзницей России), и если потом все-таки допустил некоторых из них, то лишь благодаря настояниям английского посла; обычных же иностранцев в Бородино пускали лишь по специальным разрешениям, выданным в III Отделении. Французского посла Баранта на церемонию не позвали вовсе, что же касается откровенно антифранцузской риторики российского императора, шокировавшей всю Европу, она показалась Баранту «слишком серьезной, чтобы он мог взять на себя смелость решить самостоятельно, в каких словах обсуждать ее». Впрочем, премьер-министр маршал Сульт успокоил посла: