Фрегат «Паллада». Взгляд из XXI века

Новый год стал причиной остановки авральных работ, причём дважды: при наступлении праздника по-английски не возжелали трудиться аборигены. Понуждать было нелицеприятно. Зато все англичане дисциплинированно прибыли на корабль вершить намеченное адмиралтейством приготовление корабля к плаванию. Но здесь вышла оказия у русских: по российским канонам Новый год требовалось отмечалось отнюдь не за работой. Даже чарка полагалась в праздники двойная. Песельники и дудари трудились в поте лица. Англичан проводили по домам, принеся извинение. Но одной из главных новостей, воодушевивших команду, было… нашествие на фрегат крыс. Даже при загрузке угля в шлюпках нагло таращили глаза серые «зайцы» на весь поход. А по древним матросским поверьям наличие крыс на корабле означало благополучное плавание. Каким-то образом животные стали гарантом безопасности корабля. И, коли крысы покидают судно, то это служит верным признаком, что быть ему вскорости на дне морском. Слух об этом множится, едва спустят трап на пирс, либо стенку. Клеймо «крысы бегут с этого корабля» ни за какие деньги не привлекут моряков в плавание на этом судне.

Глава 16. Эддистонский маяк

Тем временем в пролив пошли шквал за шквалом, скопив в Ла-Манше более полутора сотен парусников. Из всей оказии следовало, что намеченный ещё в Кронштадте маршрут экспедиции через пролив Дрейка, с обходом мыса Горн в марте, не вписывался в сроки пребывания в Японию. А посему был выбран более короткий путь вокруг мыса Доброй Надежды. 11 января шхуне предписывалось встретиться с фрегатом для согласования совместного следования по новому плану. Он был таков: Кейптаун, Зондский пролив, Филиппины, а после посещения Китая – прямиком в Японию. Но, как говорят бывалые моряки: человек предполагает, а бог располагает. Шли при полном фордевинде, а уж сколько узлов по лоту, то токмо штурману известно. У руля стоял вахту английский лоцман. Его миссия должна быть исчерпана к утру: узкость, сиречь пролив Ла-Манш предполагали одолеть 11 января. Океанские валы как бы выхватывали парусник, вонзая его форштевень в кипящие воды пролива. Килевая качка дополнялась изрядным бортовым креном. Свежеустановленные по бортам доски скрипели подобно деревенским сапогам на бересте. Даже в каютах спалось беспокойно. На жилой палубе, батарейной деке нещадно мотались парусиновые гамаки с матросами. Ещё затемно, аккурат в «собачью вахту» засвистели боцманские дудки: становились на якорь и убирали паруса. На полном ходу, да при фордевинде убрать паруса и стать на якорь-дело вельми рисковое. Иван Александрович, едва накинув пальто, выскочил на верхнюю палубу. Мимо опрометью бежал мичман Колокольцев. Ветер гудел в снастях, с волн налетали шквалы брызг. В свете чего-то необыкновенно яркого морская феерия навевала адовый ужас. Создавалось впечатление пожара в Преисподней. Палубу захлёстывало и волны шипели, проносясь по шкафутам, заливая бак. «Что за оказия, почему штормим на якоре?» – Успел спросить почти обезумевший советник.

– Высадили на берег лоцмана! А свет от Эддистонского маяка! Кругом рифовые скалы!!! Ближе не подойти…»

На крепком фордевинде полные паруса при порыве ветра могут дать опасный крен вплоть до оверкиля (опрокидывания) или зарыть в очередной встречный вал. Команды сыпались одна за другой. С подветренной стороны подошёл с мыса Лизарда рыбацкий бот за лоцманом. С ним же передали последнюю весточку, – письма в Россию. Седой старец, коим был лоцман, сложил в свой бездонный карман около трёх десятков писем. Молоденький гардемарин не преминул случай задать вопрос: «Дедушка, а когда мы будем в океане?»

– Да мы и сейчас в нём!

– Так из канала уже вышли?

– Нет ещё. Это канал и есть, где вы. Положите метку, когда назад пойдёте, так я вам и скажу, где кончится канал и начнётся океан!

– Вот и разбери тут у вас: где начало, а где окончание?

Но тут подоспела аварийная команда для высадки лоцмана в баркас. При такой круговерти даже с подветренной стороны баркас могло разнести в щепки. Вывалили выстрел-балку со шторм трапом. Деда опоясали спасательным жилетом и страховочным концом. В баркасе маячной службы лоцмана буквально выхватили из-под борта фрегата. Все с облегчением вздохнули. А ведь на маяке практически с каждым кораблём приходится проделывать нечто подобное!

Но тут явился вестовой Фаддеев: «Подите, ваше высокоблагородие отобедать! А то я давно зову тебя, да не слышишь, оглох, видно!» Тепло кают-компании обняло, что родная мать. Рядом сидел «дед» и предложил отметить начало океана и конец стужи рюмочкой. Шторм наверху ярился сверх всех сил, но здесь он лишь ублажал душу. По заведённому порядку писатель было пошёл предаться послеобеденному сну. Но беспрерывные боцманские свистки и стук сапог по трапам так толком не дали посибаритствовать: шторм беспрерывно требовал обихода парусов. Писать в такую круговерть тоже было невозможно. Вот разве что поразмышлять о бренности бытия и ничтожности человеческих судеб пред всесильным океаном…