Фрегат «Паллада». Взгляд из XXI века

В сторону каюты писателя с припляской и смехом навзрыд перемещался нароскоряку его вестовой Фаддеев. И это невзирая на сумасшедшую качку и сущий ад над палубой с диким скрежетом досок обшивки и кажущимся треском на стыке стеньг (составная часть мачты). Вот ведь натура у человека: «Чужой беде не смейся голубок!» – Так в своей басне отозвался на эдаких сам баснописец Крылов. Семёну же всё казалось смешным, коли кому-либо просто не повезло. Петухов не в счёт, здесь на самом деле смех сквозь слёзы. Но, стоило самому Фаддееву попасть впросак, как он немедля грустнел, а то и злился. Как намедни по его вине товарищ по койке расшиб себе лоб и Семён смеясь, потирал ладоши: «Эко тебя, голуба! А шишка-то, чумичкой (черпак) не прикрыть!» Но после вызова к начальству и нагоняя насмешник перестал изгаляться, процедив со злостью: «Ай неча третьим коечку на крюк тулить!» Хотя по правде третьим был он сам и влез без разбора. И тут же рассмеялся: «А гля-ко, мой шишак и того боле будет!»

Устрашающе скрипели мачты: то поочередно, то все вместе. Старший офицер, как казалось, не покидал вахты. То и дело следовали команды вантовым либо обтянуть, а то и вовсе убрать парус. В кают-компании Бутаков сидел гоголем: «А ведь все 15 узлов по лагу, господа! Не иначе завтра пополудни на траверзе Касабланка ожидается. Пётр Алексеевич, голубчик, будь любезен, лабазы да лари изготовить. Про потаённые бочки не забудь, ибо они полными душу возрадуют на экваторе! Ай не зря бросаем якорь у Мадейры! Вот и сподобится, а, отец Аввакум!? И даст Бог, от Зелёного Мыса, да на Капштадт!»

Глава 18. Человек за бортом!!

Но не зря бытует пословица, что «многое человек предполагает, вот только чёрт иначе располагает!» Так вот мы осведомились о количестве матросов: на фрегате их вместе с абордажными солдатами насчитывалось более четырёх сотен. А теперь затронем тему весьма щекотливую, но во многих случаях острую, а то и болезненную. Вся беда в том, что к матросам со времён галерного флота относились не более, как к рабсиле. Нужников для них как таковых не предусматривалось. А то, что соорудили на парусниках было не более, как святотатством и издевательством. На самом обозреваемом месте форштевня, под изящной, высокохудожественной резной фигурой на всеобщем обозрении под княвдигедом мостили решётчатую площадку. На ней две сомнительных конструкции под нужник. Вот и вся гигиена на пятьсот с лишним человек. Накрывающая бак и княвдигед волна смывала испражнения и… клиента нужника, названного гальюном. Эдакое «изящество» измышляли те, кто сам их не посещал и не испытывал смертельного ужаса во время шторма на злополучной решётке. Смеем полагать, что на эшафоте – решётке нашли свою кончину многие тысячи невинных подневольных душ морских. Беда приключилась почти в конце прохождения Бискайского котла. Матросам приходилось почти не отходить от вант. Троих унесли в лазарет после падения с рей. Сбой в исполнении команд ощутился сразу. Ко всему возникла сутолока у княвдигеда: соскочившие с вант по нужде готовы были справить её прямо на решётку. Так оно и случилось: матрос оказался в «мёртвой зоне» перехода и его буквально выхватила ниспадающая с бака волна. Где-то в зелени круговорота угадывалось тело бедняги. Его стремительно уносило вдоль наветренного борта, перекатывая по доскам. Кто-то из подоспевших столкнул за борт кранец: «Человек за бортом!» Это был последний и единственный шанс спастись. Впопыхах подбежавшие к борту матросы могли создать ситуацию оверкиля. Тонущий судорожно воспользовался кранцем. Боцман линьком погнал спасителей к парусам: «Вашу в душу стакселя мать, мочи акулы полный бачок на похмелку! Пошёл на ванты! Потонем нах…н!» Фрегат почувствовал слабину и едва не начал черпать волну реем грот-мачты… Крен был почти предельным. Матросу кинул фал и тот успел сунуть руку в оконечную петлю… Соскальзывая подошвами сапог, бедолага одолел фальшборт. Подбежал вахтенный: «Как это тебя, любезный?! Нешто первый год в кампании?»

– Да нет, вашбродь, ужо третья. Да ить говаривают артельщики, бытто не будет нам пути, коли три оказии поперёк молитвы сверзилось…»

– Ты вот что, милейший, ведаешь ли, чем пахнет паника на корабле по уставу? А коли так, то и артельщикам накажи. На то она и есть – моряцкая доля. За Отечество радеем, браток. А за шторм и «оказии» отец командир вам порадеет, не оскудеет.