Фрейд

Обращаясь к вымышленному убийству Первоотца, Фрейд остается верен психоаналитической логике образов, которая позволила ему в свое время решить проблему обольщения ребенка взрослым. Сцены сексуального обольщения, столь часто и уверенно возникающие в рассказах больных неврозами, Фрейд вначале считал действительно имевшими место. Он полагал, что взрослые (обычно родители или слуги, а точнее, детская прислуга и отец) часто допускали по отношению к ребенку эротические жесты и манипуляции, способные оказать на детскую психику (по глубокому замечанию Ференци, она пользуется другом либидным языком, отличным от языка взрослого) травмирующее воздействие, становящееся источником невроза. Затем ему внезапно пришла мысль, что все эти сцены вымышлены, что это лишь выражение фантазий ребенка. Несомненно, Фрейд воспринял это открытие с моральным облегчением, которое он не без напыщенности характеризует, описывая превращение в фантазию "страшного преступления".

Однако, возможно, в ушах Фрейда еще звучат отголоском так поразившие его слова Шарко: "Это не мешает существовать". Если предпочтение идее фантазии заставило его забыть, что обольщение и агрессия взрослого в отношении ребенка все же существуют и распространены даже более широко, чем мы думаем, он не решился целиком отнести к области придуманного свою собственную первоначальную сцену убийства Первоотца и вновь возвратился к ней в "Моисее...", чтобы подтвердить свое "убеждение" такими словами: "Я остаюсь убежден, что религиозные явления сравнимы с индивидуальными невротическими симптомами, которые знакомы нам в качестве повторения важных событий, давно забытых, произошедших в течение первобытной истории человеческой семьи. Благодаря такому происхождению эти явления сохраняют свой навязчивый характер, и именно вследствие своей исторической правды они имеют такое воздействие на людей".

Продолжая метаться между доисторическим романом или мифологической реконструкцией и поиском ускользающей "исторической правды", мы рискуем не увидеть, что конструкция "Тотема и табу" Фрейда достаточно плохо уравновешена. Он слишком много внимания уделяет убийству Первоотца, чувству вины сыновейубийц, объятых стыдом, и культурным последствиям, отмеченным торможением, запретами, табу. Группа, сформировавшаяся благодаря и вокруг смерти отца, осуществляет мощное торможение одновременно либидных мотиваций в отношении женщин и агрессивных мотиваций в отношении отца. Здесь мы видим, и на этом факте настаивает Фрейд, возникновение, зарождение общества с его главными институтами: религией, моралью, системами обмена и искусством (мифические рассказы об убийстве, пластические воплощения фигуры отца или замещающих его предметов, драматические ритуалы и т. д.). Но что доминирует в идеях Фрейда и придает им захватывающий характер - это работа смерти, отрицательная сила во всех ее формах: преступление, виновность и грех, торможение, инстинктивные отказы, основанная на запрете организация, многочисленные "нет" и т. д.

Этой доминантой отрицания отмечены его более поздние размышления, приведенные в работе "Трудности цивилизации", где Фрейд подчеркивает то, что кажется ему "наиболее важным": "Невозможно не отдавать себе отчет в том, в какой большой мере здание цивилизации базируется на принципе отказа от инстинктивных влечений и в какой степени она постулирует не-удовлетворение (путем репрессий, торможения или с помощью какого-то другого механизма) мощных инстинктов. Этот "культурный отказ" управляет широкой областью общественных взаимоотношений людей".

В работах Фрейда сохраняется некоторая неопределенность в вопросе "культурного отказа". Он может являться результатом деятельности общественного института, который снаружи осуществляет репрессивную деятельность по отношению к субъекту - жертве запретов; эту точку зрения Фрейда можно обнаружить в статье 1908 года "Цивилизованная сексуальная мораль и нервные болезни нашего времени", где он резко подчеркивает "ущерб" и "потери" индивидуума, наносимые ему обществом. В то же время в "Тотеме и табу" - где, правда, проблема перенесена к истокам общества, - отказ вписывается в структуру самого субъекта как результат чувства вины, присущего либидным и агрессивным мотивациям, составляющим основу "психической реальности".