Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге

В мыслях о филии (дружбе) Льюис расходится с Фрейдом еще больше. Он не видит причин связывать дружбу с вытесненной сексуальностью. Основоположник психоанализа относил дружбу к категории «любовь с вытесненным мотивом», Льюис же описывает четыре ее отличительных особенности. Во-первых, в этой форме любви мы нуждаемся меньше всего: «Без эроса никого из нас бы не зачали, а без привязанности никого бы не вырастили, но мы способны жить и передавать жизнь потомкам без дружбы. С биологической точки зрения живые виды в ней не нуждаются»[371]. Во-вторых, дружба – менее естественная форма любви: «Наименее инстинктивная, органическая, биологическая, стадная и необходимая. Она меньше изматывает наши нервы, от нее не перехватывает горло, не учащается пульс, она не заставляет вас краснеть или бледнеть». В-третьих, ее меньше всего ценит современное общество. Дружат «личности: как только двое мужчин подружились, они в какой-то мере выделились из стада. Масса или стадо – сообщество – ее недолюбливает и ей не доверяет». Предводителям групп и организаций «становится не по себе, когда между подчиненными зарождается тесная и крепкая дружба. Тот, кто ставит коллектив выше личности, неизбежно презирает дружбу – это отношения людей на высшей стадии развития личности»[372]. И, в-четвертых, дружба отличается от эротической любви, но может углубить и обогатить последнюю. По мнению Льюиса, считать все формы любви сексуальными – это абсурд.

Говоря о том, как Фрейд понимал дружбу, Льюис пишет: тот, кто видит в дружбе «лишь скрытый или видоизмененный эрос, явно никогда ни с кем не дружил. Да, мы можем дружить с тем, кого любим чувственной любовью, но эти виды любви совершенно не похожи. Влюбленные обычно смотрят друг на друга и поглощены друг другом, друзья смотрят в одну сторону, поглощенные общим интересом»[373]. Хотя любовники могут стать друзьями, а друзья – любовниками.

Когда мужчина и женщина встречаются и находят общий интерес, «между ними возникает дружба, которая может быстро – за полчаса с начала знакомства – перерасти во влюбленность».

Может произойти и обратное. Двое людей, влюбленные друг в друга и чувствующие взаимное сексуальное притяжение, могут понять, что их объединяет глубинный общий интерес. И тогда они могут стать друзьями в подлинном смысле этого слова, оставаясь влюбленными. Эти отношения будут отличаться только тем, что эротическая любовь заставляет их замыкаться друг на друге, но как друзья они будут охотно делиться с кем-то еще тем интересом, который их связывает.

По словам Льюиса, союз эроса и дружбы «вовсе не упраздняет отличия разных видов любви, но делает их четче. Если тот, кто в глубоком и полном смысле этого слова был тебе другом, постепенно или внезапно станет также любимым человеком, ты явно не захочешь разделить эту любовь с кем-то третьим. Но ты не почувствуешь никакой ревности, если будешь делиться дружбой. Ничто так не обогащает эротическую любовь, как открытие, что любимый человек может в самом глубоком и истинном смысле спонтанно войти в круг твоих друзей, – чувство, что вы не только двое влюбленных, но трое, четверо или пятеро путешественников, которые вместе чего-то ищут и видят мир одинаково»[374].

За рассуждениями Льюиса о филии стоит его собственный опыт приятельских отношений. В группе друзей, говорит он, каждый так сильно уважает других, что чувствует «в глубине сердца смирение перед ними. Иногда он спрашивает себя: что я делаю среди людей, которые намного прекраснее меня? Ему словно невероятно повезло оказаться в их компании».

У Льюиса было много близких друзей, с которыми он подолгу гулял и вел воодушевляющие беседы. Удовольствие дружбы сильнее, пишет он, «когда все вместе и каждый пробуждает в других то лучшее, самое мудрое или забавное, что в них есть. Это драгоценные моменты, когда мы, четверо или пятеро, вернулись домой, надели тапочки, протянули ноги к огню, налив себе чего-нибудь выпить. Весь мир и то, что вне мира, открыт для нашего ума, когда мы ведем беседу; ни у кого нет претензий, нет обязанностей относительно других, все свободны и равны, как если бы мы встретились час назад, хотя зрелая многолетняя привязанность объединяет нас. Жизнь – естественная жизнь – не имеет более прекрасных даров. И кто их может заслужить?»[375].

Но Льюис видел в дружбе и опасности. Иногда мы хотим войти в некую группу не из-за глубинных общих интересов, но просто потому, что видим «внутренний круг». Если группа существует не ради общих интересов, лежащих в основе истинной дружбы, но «ради наслаждения презрением к другим и своим превосходством», тогда ей угрожает «гордость, к которой дружба склонна по природе».