Фрейд: История болезни

Марту разглагольствования мужа о детской сексуальности, похоже, пугали еще больше, чем венских профессоров. И уж тем более она категорически воспротивилась проведению Зигмундом каких-то экспериментов и наблюдений над собственными детьми. Пропасть между ними росла и еще больше усилилась с улучшением жилищных условий, когда Фрейд занял освободившуюся внизу еще одну квартиру и стал принимать пациентов на первом этаже. Теперь он общался с Мартой и детьми только во время традиционных обедов, а вечера и часть ночи посвящал написанию статей и писем Флиссу. В то же время он, безусловно, был благодарен Марте за то, что она сняла с него все бытовые проблемы и была образцовой женой и хозяйкой. Знакомые Фрейдов вспоминали, что по утрам она выдавливала пасту на зубную щетку Фрейда — чтобы ему не надо было тратить время на подобные «усилия».

Как бы то ни было, свое сорокалетие 6 мая 1896 года Зигмунд Фрейд встречал не в самом лучшем расположении духа. Правда, в декабре 1895 года, помимо рождения Анны, в семье Фрейдов произошло еще одно чрезвычайно важное событие: к ним приехала сестра Марты Минна — и поселилась на Берггассе навсегда. Минна явно проявляла большее понимание Фрейда, чем Марта. Отношения отца психоанализа со свояченицей вообще полны тумана, и нам еще предстоит к ним вернуться.

30 июня 1896 года Фрейд сообщил Флиссу о тяжелом заболевании отца, из-за которого он вынужден был отменить их очередной «конгресс». Учитывая состояние Кальмана Якоба, Фрейд понимает, что дни его сочтены, и потому считает себя не вправе покинуть Вену даже на пару дней. «Впрочем, — пишет он в том же письме, — его состояние меня не угнетает. Он заслужил вечный покой, к которому стремится. Это звучит странно, но, в сущности, он даже счастлив. Его страдания невелики; он угасает спокойно и с чувством собственного достоинства. Я не желаю, чтобы его болезнь затянулась, как не желаю и лишних мучений для моей незамужней сестры, которой приходится ухаживать за ним и которая от этого сильно страдает…»

Спустя несколько недель состояние Кальмана Якоба стабилизировалось, и Фрейд позволил себе съездить в отпуск. В августе он вместе с братом Александром побывал в Северной Италии, а затем встретился с Флиссом. По возвращении Фрейд заболел и в письме, датированном сентябрем 1896 года, жалуется, что у него опять возникли проблемы с сердцем, и выражает сомнение, что дотянет «до заветной цифры 51», которая представляла собой сумму двух «критических периодов», «открытых» Флиссом, — «28» и «23».

Феррис справедливо отмечает, что этот страх ранней смерти мучил Фрейда и раньше, и в последующие годы.

«Он еще в 1894 году, — напоминает Пол Феррис, — рассказал Флиссу, что умрет от сердечного приступа между сорока и пятьюдесятью годами, то есть между 1896 и 1906 годом. Когда сердце перестало его так сильно беспокоить, возрастом смерти стал пятьдесят один год (столько ему должно было исполниться в 1907 году). Фрейд писал Флиссу об „этом известном возрасте“, который, что более вероятно, был придуман Фрейдом, а не рассчитан Флиссом.

Такие мысли появлялись благодаря предрассудкам относительно чисел, существующих у евреев… Фрейд понимал (как он позже говорил Карлу Густаву Юнгу), что „мой мистицизм имеет явно еврейское происхождение“, но для того, чтобы дать волю подобным предрассудкам, человек, гордившийся своим рациональным взглядом на жизнь, должен был страдать от определенного невроза»[103].

23 октября 1896 года после долгой агонии Кальман Якоб Фрейд скончался.

2 ноября 1896 года, вскоре после окончания семидневного траура по отцу, Фрейд признаётся в письме Флиссу: «Каким-то неясным образом, в обход формального сознания, смерть старика глубоко потрясла меня. Я высоко ценил его, очень хорошо понимал. Удивительным образом сочетая в себе глубокую мудрость с фантастической открытостью, он очень много значил в моей жизни. Можно сказать, что он умер еще задолго до своей физической смерти, но это событие разбудило целую бурю воспоминаний. Сейчас я чувствую себя совершенно убитым».

Холодный рационализм этого письма не может не заставить задуматься над тем, что же на самом деле испытывал Фрейд по отношению к отцу. Но его смерть и в самом деле на какое-то время выбила его из колеи.

Он начинает вновь много размышлять о неизбежности смерти, приходит к выводу, что он ни в коем случае не желает продлевать свое умирание (и в конце своих дней с помощью доктора Макса Шура воплотит это решение в жизнь, а точнее, в смерть). Одновременно он думает о том, как в случае своей смерти защитить интересы семьи. Всё это, а также отсутствие столь необходимого ему успеха в лечении пациентов, ввергает его в состояние хандры. Впрочем, по Флиссу или вопреки ему, такие состояния периодически наваливались на Фрейда, чтобы затем смениться творческим подъемом. Так было и в 1896 году. К декабрю его настроение начинает меняться. Он вновь активно занимается самоанализом и ищет всё новых подтверждений своей теории совращения.